Окей, слушай, вот как это звучит по-нашему:
Алевтина Петровна проснулась от тёплых лучей солнца, которые ласково гладили её лицо. Утро было непривычно тихим. Ни детского крика, ни звонков с привычным «мам, посиди с Матвеем хоть до вечера». Она с удовольствием потянулась, уставилась в потолок и вдруг осознала — сегодня ей не надо никуда спешить, ни перед кем отчитываться и никого уговаривать.
Поднялась, на кухне насыпала в турку кофе, включила конфорку. В воздухе витало ощущение свободы. Рядом на столе лежала тетрадка — та самая, в которую она когда-то записывала сюжеты для рассказов. Алевтина мечтала писать, но жизнь распорядилась иначе: школа, замужество, рождение Насти, развод, ипотека, бесконечные хлопоты. А потом — внук.
Матвей появился так же внезапно, как и взрослая жизнь Насти. Та, ещё вчера беспечная студентка, позвонила однажды и с дрожью в голосе сказала:
— Мам, я беременна. Мы с Артёмом решили оставить ребёнка.
Алевтина промолчала. Опустилась на табурет, крепко сжала телефон и тихо ответила:
— Поняла.
С тех пор всё пошло по накатанной. Настя с Артёмом доучивались, а внук оставался на ней. Бесконечные памперсы, капризы, бессонные ночи. Молодые родители говорили просто:
— Мам, ну ты же сама хотела внуков. Вот и нянчься.
Алевтина терпела. Не жаловалась. Но с каждым днём чувствовала, как её собственная жизнь ускользает. Она просыпалась не с мыслями о книге или прогулке, а с расписанием Матвея.
И вот сегодня она решила: хватит.
Тем временем на другом конце Москвы впопыхах собиралась Настя. Под глазами — синяки от недосыпа. На руке — вечно недовольный Матвей. В одной руке — сумка с подгузниками, в другой — ноутбук. Артём у окна набирал преподавателю, договаривался о консультации перед зачётом.
— Насть, успеешь отвезти его к твоей маме? — спросил он, на ходу натягивая куртку.
— Успею… — сквозь зубы процедила она. — Опять мне всё. А ты как будто не его отец.
Выскочили из квартиры. В автобусе Матвей закатил скандал. В голове у Насти стучало одно: «Только бы мама была дома…»
Подошли к знакомой двери. Постучали. Тишина. Потом шаги. Дверь открылась. На пороге стояла Алевтина — спокойная, с чашкой кофе в руках. В халате, волосы небрежно собраны. Но во взгляде было то, чего Настя давно не видела — тщадность.
— Привет, мам. Мы всего на пару часов. Завтра сдадим сессию — и больше не будем тебе мешать, — начала Настя, стараясь смягчить ситуацию.
Алевтина глубоко вдохнула. Сделала глоток кофе. И чётко сказала:
— Нет.
— Чего? — Настя нахмурилась.
— Я не возьму Матвея сегодня. И завтра тоже. Я устала. Я больше не могу. И главное — я не хочу быть бесплатной нянькой без права голоса.
Артём попытался встрять:
— Алевтина Петровна, ну мы же учимся, у нас времени нет…
— А у меня есть? — голос её зазвенел сталью. — Я тоже человек. У меня есть мечты. Я хочу писать. Я хочу просто жить. Мне не 80, я ещё не старуха, и не собираюсь хоронить себя под вашими обязанностями.
— Ну вот как? — горько усмехнулась Настя. — Значит, мы тебе обуза.
— Вы мне семья. Но семья — это уважение. Это не когда тебе звонят в десять вечера и ставят перед фактом. Это не когда за твоей спиной решают, что ты «всё равно дома сидишь».
Повисло молчание. Матвей притих. Настя с Артёмом переглянулись. Наконец, Настя холодно бросила:
— Ладно. Уходим. Но, мам, когда тебе понадобится помощь — вспомни этот день.
— Обязательно, — кивнула Алевтина. — Только я точно не поставлю вас перед фактом.
Они ушли. Тихо, не хлопнув дверью. А Алевтина вернулась на кухню. Села. Открыла тетрадь.
Рука дрожала — не от страха, а от того, что впервые за годы она сделала что-то только для себя. Она начала писать. И с каждой строчкой дышать становилось легче, а мир — больше.
В тот день она впервые за долгое время почувствовала, что снова принадлежит себе. И это было бесценно.
