Давным-давно жила-была бабушка, которую родственники спихнули на дожитие к внуку. А когда узнали, что у нотариуса лежат бумаги, – рвали на себе волосы.
— Доброе утро, милая, — поморщилась Лариса, услышав в трубке голос свекрови, Веры Степановны. Если та звонила, значит, доброе утро вот-вот кончится.
Лариса терпела Веру Степановну через силу. Впрочем, чувства были взаимны. И дело было не в том, что невестка оказалась плохим человеком. Просто она вышла замуж за нелюбимого старшего сына Виктора – и стала врагом номер один.
— У меня для вас прекрасная новость, — ехидно протянула Вера Степановна. — Моя свекровь, Анна Ильинична, теперь будет жить у вас. Раз получили квартиру даром – отрабатывайте.
Лариса даже вздохнула с облегчением. Обычно свекровь придумывала куда более изощрённые пакости. Поначалу женщина не понимала, чем так провинилась перед матерью мужа, пока тот не рассказал ей всю правду.
Виктор был старшим из троих детей Веры Степановны. Родила она его без мужа, «в девках», и всю жизнь стыдилась этого. Однако смазливой бабёнке с трёхлетним ребёнком удалось прибрать к рукам солидного вдовца Геннадия Васильевича. В браке у них родились ещё двое – сын и дочь.
Отчим Виктора был человеком умным и предприимчивым. Поднялся ещё в восьмидесятых, открыл кооператив. В лихие девяностые не разорился, а в нулевые и вовсе пошёл в гору. Детей не делил на своих и чужих – всем поровну покупал игрушки, одежду, сладости. Но и ремнём мог всыпать каждому, если заслужил.
А вот Вера Степановна детей делила. Между подзатыльниками и щипками шипела Виктору:
— И зачем я тебя родила, черномазый? Весь в своего беспутного отца – как ворона среди голубей.
Чем был виноват мальчик – одному Богу известно. Геннадий Васильевич пожалел плачущего в скверике парнишку, подошёл утешить – так и познакомился с его матерью.
Мужем и отцом он оказался прекрасным – жену баловал, на детях не экономил. Денег хватало на всех, и Виктор никогда не чувствовал себя лишним. Зато младшие брат с сестрой, подначенные матерью, то и дело напоминали ему:
— Ты нам не родня, наш папа тебя кормит из жалости!
Сестра Наталья и брат Артём всячески подчёркивали своё превосходство.
— Понимаешь, отчим – единственный родной мне человек в этой семье, — объяснял Виктор Ларисе в первые месяцы брака.
И та быстро усвоила: от свекрови лучше держаться подальше.
Лариса отлично помнила, как та поморщилась при их знакомстве:
— О, Господи, ещё одна темнокожая! Ну что ж, от дурака и ждать нечего. Живите как знаете, но в мой дом – ногой не ступите!
Так они с Виктором и зажили – сначала снимали угол, потом квартиру. Помощи не просили, глаз не мозолили. Жили небогато, зато на своих условиях. Лишь Геннадий Васильевич иногда заходил, подшучивал:
— Пора бы уже внуками порадовать, соскучился по детскому смеху!
А через год после свадьбы его не стало. На оглашении завещания собралась вся семья. Наталья с Артёмом косились на опоздавшего Виктора:
— И этот тут зачем?
Но Виктор даже не взглянул в их сторону – если его пригласили официально, значит, так надо.
Адвокат зачитал документ: особняк достался Вере Степановне, а каждому из детей – по просторной двушке. Когда Наталья с Артёмом осознали, что Виктор получил столько же, начался скандал.
— Кто ты такой?! — орала Наталья, тыча в него пальцем. — Чужая кровь! Зачем тебе наша квартира?!
Она металась по кабинету, как ведьма на шабаше. Артём же подошёл к адвокату:
— Сколько он заплатил отцу? Это можно оспорить?
Но юрист охладил их пыл:
— Дарственная не оспаривается. Но через полгода будет оглашено завещание о фирме – вот его можно попробовать оспорить.
Получив квартиру, Виктор с Ларисой были на седьмом небе. Теперь можно подумать о детях.
Виктора огорчали выходки брата и сестры, но за тридцать лет он привык. Интересно, почему молчала мать. И вот сегодня – вишенка на торте: Вера Степановна объявила, что они должны забрать к себе мать Геннадия Васильевича.
Не раздумывая, Виктор перезвонил матери.
— Забери эту старуху из моего дома! — орала та. — Всю жизнь терпела, а теперь ещё и подгузники ей менять?!
Ему стало жалко бабушку. Она столько сил вложила в их дом, нянчила внуков, а теперь, после инсульта, стала обузой.
Молча собрался и поехал за Анной Ильиничной – она, как и отчим, всегда была к нему добра. Лариса тем временем спешно освобождала место в квартире: бабушка теперь передвигалась только в инвалидном кресле.
Так у них поселилась мать отчима, и Ларисе пришлось взять на себя уход за ней.
Через два дня позвонил Артём. Без предисловий язвительно бросил:
— Отец тебе квартиру оставил – вот и отрабатывай. На Наталку не рассчитывай, ей бабка не нужна.
Виктор с Ларисой поняли: помощи ждать неоткуда. Но бабушка их не обременяла. Она была бодрой, даже весёлой, несмотря на возраст.
Конечно, ей было обидно, что родные внуки от неё отвернулись. Но горевать не собиралась.
— Невестка моя их избаловала, — вздыхала она за ужином. — А тебя Геннадий всегда хвалил. Для него ты был родным. И для меня теперь роднее вас никого нет.
Ухаживать за Анной Ильиничной оказалось легко. Да и кто за кем ухаживал – ещё вопрос. Ловко управляясь с коляской, она успевала прибраться и даже приготовить ужин работающим Виктору и Ларисе.
Родственники будто забыли о её существовании – ни звонка, ни весточки.
А через четыре месяца пришло время оглашения завещания. Когда Виктор ввёз в кабинет адвоката коляску с Анной Ильиничной, злые голоса смолкли. Три пары глаз уставились на старушку.
— Что она тут забыла?
Они ожидали, что фирма достанется кому-то из детей. Наталья с Артёмом уже спорили, кто займёт кресло отца.
Каково же было их изумление
