Я только что собрал скудный вечерний улов в плетёную корзинку и шёл по узкой тропинке к своему ветхому вагончику, когда меня будто ударила молния. Не показалось из тёмной речной мглы донёсся крик, полыхавший от ужаса, будто сама природа плакала. Женщина вопила, её голос глушил шум старых сосен, но в крике слышались мольбы о помощи. Понад ней бушевала вода, как будто сама пыталась её утопить.
Не раздумывая, я бросил корзину, и несколько блестящих рыбешек взорвались на мокром песке. Скинув тяжёлую куртку и испачканные штаны, я остался в старом трикотажном белье и бросился в ледяную воду. Ветер, будто разъярённый соболь, поднимал волны, бросая их в лицо пеной и брызгами.
Течение, обычно ленивое, сегодня стало коварным и сильным, хватая меня холодными рукамиструйками. На самом середине реки, где вода была особенно тёмной, отчаянно барахталась девушка с чёрными, словно водоросли, волосами. Я уже оказался на противоположном берегу, но не оглядывался каждое движение было резким и паническим. Вытащив надувную лодку, я, как зверь, бросился вдоль кромки леса, желая скрыться в его тени.
Девушка больше не кричала, её лицо исчезло под волной. Когда я, из последних сил, достиг места её исчезновения, на воде лишь медленно расходились зловещие круги. Сердце сжалось в пятки. Сделав глубокий вдох, я нырнул в холодную мглу, нашёл скользкую ткань своей куртки, обхватил безвольное тело и, вторая рука работала как весло, а ноги отчаянно рыли, бросая меня к берегу. Каждый гребок жалил болью в мышцах, каждый вдох стонами, но я держался.
Вытащив девушку на берег, я, не чувствуя усталости, принялся за спасение: повернул, прижал, сделал искусственное дыхание, вытолкнул мутную речную воду из лёгких. Её кашель был глухим, но дыхание стало ровнее. Согреть её придётся. Я собрал догорающие угли старого костра, построил на них настил из плоских камней, сверху укрыл его толстым слоем еловой лапы и аккуратно уложил девушку на импровизированную лежанку, укрыв её своей курткой, пропитанной дымом и потом. Сложил её мокрую одежду, натянул её на замёрзшее тело и присел у нового огня, протянув дрожащие руки к теплу.
Тепло медленно проникало в её окоченевшую плоть. Она лежала без движения, лишь лёгкое парение от дыхания свидетельствовало о жизни. Я знал, что со временем она очнётся так же, как знаю каждый изгиб этой реки.
Подняв голову к тяжёлому, низкому небу, я ощутил пустоту, в которой даже луна пряталась за свинцовыми облаками. Взгляд упал на языки пламени, и они унесли меня в прошлое, в тот серый вечер, когда я с женой Златой и сынишкой Артёмкой отправились на рыбалку, как делали почти каждое лето.
Пейте чайку, я сейчас вернусь с уловом, будет уха ароматнейшей! подмигнул я Злате, и её лицо озарилось счастливой улыбкой.
Только будь осторожен, Витя, погода портится, тревожно сказала она, глядя на набегающие тучи.
Я всё знаю! крикнул я из лодки, весла разрезали зеркальную гладь. Я закинул удочки, но небо внезапно потемнело, ветер стал крутить деревья, а из воды вырвалась стена волн. Лодка перевернулась, я зацепил подводную корягу, и через миг превратился в кусок прорезиненной ткани.
Я бился в воде, нога схватила судорога от ледяной воды. Течение унесло меня, ударило о камень, и я погрузился в тёмную бездну. Очнулся лишь на третий день, лежа в чужой избе, пропитаной дымом и травами. В дверь вошёл старый отшельник с морщинистым лицом.
Приём, пробурчал он, ставя миску с пахучей похлёбкой. Пей, трава остановит кровь. Кушай кашу, иначе дух твой не вернётся.
Где я? прошептал я, слыша название далёкой области и понимая, что меня унесло сотни километров от дома.
Пожилой охотник меня привёз, думал, ты не уйдёшь, сказал старик. Ты потерял кровь, сейчас тебе тяжело, но отдыхай.
А семья? Жена, сын Они не знают, что я жив! в голосе моём прозвучала отчаянная нота. Старик лишь хмыкнул:
Тут лес, волки воют, медведи рычат. Нет почты, нет города. Живём, как можем.
Он рассказал, как добывать травы, грибы, орехи, ягоды, как зимой хранить запасы. Я жил в этой хижине почти год, пока старик не умер, оставив меня одиноким.
Однажды я вырвался из воспоминаний, поправил костёр, подошёл к девушке, её дыхание стало глубже, но сознание ещё не вернулось. Я поправил её куртку, вернулся к огню и вновь позволил себе вспоминать водоворот, из которого я вытащил её.
Старик был молчалив. Когда я смог ходить, он помогал мне чистить снег у порога, колоть дрова, топить печь. Я пил чай с мятой, как Злата, и вспоминал её аромат.
Зима тянулась бесконечно, но весна наконец растопила снег, и я почувствовал силу в ногах. Старик, ковыляя, сказал:
Не смогу тебя проводить, я сам падаю. Подниму тебя, а теперь меня лечи.
Как же ты один? Пойдем со мной в город! просил я. В больнице помогут!
Доктора не спасут, только травы, ответил он, улыбаясь сквозь боль.
Он указал дорогу, а я, благодарный, пошёл к родному городу, Вологде. Путь был труден: я шёл в темноте, ночевал под еловыми ветками, где волки шептали вдалеке. Я карабкался на сосну, чтобы спастись от хищников, и спускался вниз, чувствуя, что смерть будет проще.
Дни сливались в недели, я встречал кабанов, рысьи, питался ягодами, кореньями, водой из ручьев. Я не сдавался должен был вернуться к семье живым.
Через две недели я увидел в роще старый деревянный дом. Двери скрипели, внутри пахло сухой хвоей и мышами. В углу стоял топчан, под ним лежала овчина, а на столе мешок соли, спичечный коробок, полмешка крупы и железная кружка.
Я собрал хворост, развёл огонь, вскипятил воду в консервной банке, заварил листья смородины и мяты. Первый глоток горячего напитка согрел меня почти до счастья. Закрыв дверь и засев в овчине, я впервые за месяцы спокойно заснул. Рев медведя вдалеке лишь напомнил, что я в надёжных стенах.
Я решил остаться в доме, переждать зиму. Спасал себя, добывая огонь, сушил грибы, собирал целебные травы, вспоминая уроки старика. Месяцы прошли, и однажды на рассвете я услышал выстрелы и лай собак. Выбежал наружу, как в полубельё, и заметил охотников, пришедших в эту часть тайги.
Они доставили меня к дому, откуда я добрался до родного города более суток, почти не спал, сжимая кулаки от волнения. Стоя перед знакомой дверью арендованной квартиры, я постучал. Открыл незнакомый мужчина в футболке.
Кто здесь живёт? спросил я, чувствуя, как сердце колотится.
Он сказал, что жильцы уехали сразу после того, как муж утонул. Слово «утонул» прозвучало как приговор. Я понял, что Злата считает меня мёртвым.
Я блуждал по улицам, в которые за время моего исчезновения всё изменилось. Обратился в милицию, объяснил ситуацию. Офицер принял заявление, но лишь качал головой.
Нам нужно искать семью, сказал он, попросив написать все данные.
Я вернулся к старой работе кладовщиком, но ворота завешены, новый логотип висит над зданием. Дворник, собирая мусор, лишь бросил: Переехали. На новый адрес, а я не знаю где.
Друзей почти не осталось. Один живёт у тещи в однокомнатке, второй в командировке. Деньги почти не пришли. Подруг у Златы не было, она вела скромный домашний быт, шила свитера и шапки, но я их не знал.
Милиция тянула время, ответы были одинаковы: «Розыск продолжается, пока нет результатов». Я получил временное удостоверение, искал работу. На старом мосту толпились мужики в рабочей одежде. Я подстроился, и к нам подъехал старый «газон». Водитель в кепке крикнул: Строители есть? Троих! и отправил меня в отшиб, где стоял полуразрушенный склад с запахом химии и плесени.
Работа была простая и грязная: переливать сивушные масла, закручивать крышки, наклеивать поддельные этикетки. Спали на ящиках, еду приносили раз в неделю: хлеб, макароны, тушёнка. За зарплату обещали позже, а паспорт удержали «для оформления». Попытка уйти закончилась встречей с охранниками, которые ясно дали понять, что уход без бумаг плохая идея.
Полтора года я жил в этом плену, в страхе и безнадёжности. Однажды, собрав несколько сотен рублей, я сбежал, оставив работу и сковороду. Вернувшись в милицию с заявлением о вымогательстве, я ждал полгода, пока не выдали новый паспорт. Офицер сухо заметил: В следующий раз подумай, какие заявления подаёшь. История у тебя мутная, могут и срок присудить.
Я ходил к бывшим знакомым, просил приют, но двери закрывались. В дачном посёлке предлагал любые мужские работы копать, чинить забор, колоть дрова за еду, баню, одежду. Многие отмахивались, но одна пенсионерка дала мне суп, шапку и штаны. Другой дачник дал немного денег. Я разместил объявление по радио, но отклика не было.
Тогда я принял решение уйти в лес, к тому же берегу, где спасал девушку. Нашёл старый ржавый вагончик, оставленный геологами, отремонтировал его, закопал щели, построил печкубуржуйку. Так началась моя новая, одинокая жизнь, к которой я в конце концов привык.
И вот, спустя годы, я снова услышал крик о помощи из реки. Я бросился к берегу, нашёл тонущую девушку, спас её, привёл в сознание. Когда её глаза открылись, я выдохнул с облегчением и посмотрел на противоположный берег там мерцали огоньки фонарей, доносились голоса.
Наверное, они за тобой, прошептал я ей, дрожа от волнения. Помоги собрать сухой хворост для сигнального костра.
Мы быстро собрали кучу хвороста у кромки воды, я поджёг её от своего огня. Пламя вспыхнуло, озарив воду. Вскоре к берегу подплыла резиновая лодка с спасателями, и к ней подбежал молодой парень, тот же, кто тогда убежал.
Артём! крикнула девушка, и моё сердце забилось странно тревожно. Парень подошёл, протянул руку.
Спасибо вам. Спасибо огромное. Я не знаю, что было бы без вас
На его мизинце блеснул кольцо простое, из белого металла, с геометрическим узором, как то, что когдато подарила мне Злата. Парень удивлённо смотрел на кольцо.
Это кольцо моего отца, ответил он, не понимая, почему я так пристально смотрю на его руку.
Я сделал шаг вперёд, руки дрожали. В его глазах я увидел знакомые черты разрез глаз Златы, свою линию бровей.
Артём шепотом произнёс я, и слеза скатилась по щеке, смешавшись с каплями реки. Ты откуда у тебя это кольцо?
Это кольцо моего отца, повторил он, в глазах проблеснуло удивление.
Я понял, что передо мной мой собственный сын. Я обнял его, как будто боялся, что всё это лишь мираж, который растащит рассвет. Над рекой вставал новый день.
