Без сожалений накормлю, но от визитов свекрови в отчаянии

Тарелку борща мне для свекрови совсем не жалко — но её постоянные визиты сводят меня с ума.

В тихом городке под Калугой, где старые дома тонут в вишнёвых садах, моя жизнь в 32 года превратилась в бесконечное угождение тёще. Меня зовут Светлана, я замужем за Дмитрием, и мы живём в квартире прямо над его матерью — Валентиной Ивановной. Борща мне для неё не жалко, пусть смотрит телевизор у нас хоть целый день. Но её привычка приходить без спроса и засиживаться до ночи — настоящая пытка. Я уже на грани и не знаю, как это прекратить, не испортив отношения с мужем.

### Семья, в которую я попала

Дима — моя первая и единственная любовь со студенческих лет. Он душевный, надёжный, работает слесарем, и с ним я всегда чувствовала себя под защитой. Мы поженились пять лет назад, и я была готова к жизни бок о бок с роднёй. Валентина Ивановна, его мать, поначалу казалась доброй вдовой, которая просто обожает сына и хочет быть рядом. Когда мы переехали в квартиру над ней, я думала: как удобно — если что, она поможет. Вместо помощи получила ежедневное вторжение.

Наша дочка Анечка, ей три годика, — смысл нашей жизни. Я работаю кассиром на полдня, чтобы больше быть с ней. Дмитрий часто задерживается на работе, и я управляюсь одна. Но Валентина Ивановна давно считает нашу квартиру своей. Каждый день без предупреждения она приходит — и это не просто “заскочить на минуту”, а полноценная оккупация.

### Тёща, которая не уходит

Всё начинается утром. Я готовлю обед, а тут звонок — и вот она, на пороге: «Светочка, я просто заглянула, как дела?» Через пять минут она уже сидит на кухне и ждёт свою порцию супа. Ну ладно, супа не жалко, пусть ест. Но после еды она не уходит. Включает наш телевизор, смотрит бесконечные сериалы, громко обсуждая сюжет. Анечка крутится под ногами, я пытаюсь убираться или работать — а она словно не замечает, что мне не до неё.

Ближе к полуночи она наконец спускается к себе. Но и это не конец — может “забыть” платок и вернуться, или позвонить Диме, пожаловаться на сердце. Её присутствие — как назойливый шум, от которого не спрятаться. Она критикует всё: как я готовлю, как одеваю Анечку, как развешиваю бельё. «Света, в мои времена жёны успевали больше», — бросает она, а я сжимаю зубы, чтобы не сказать лишнего.

### Молчание мужа

Я пробовала говорить с Димой. Вчера, когда тёща засиделась до часу ночи, я сказала: «Мне тяжело, мне нужно хоть немного личного пространства». Он только вздохнул: «Мама одна, ей скучно. Потерпи». Потерпи? Я терплю уже годами! Дима любит мать, и я это понимаю — но почему я должна жертвовать своим покоем? Его молчание делает меня чужой в собственном доме.

Анечка уже привыкла, что бабушка всегда тут. Но я вижу, как эти визиты сбивают её режим. Я хочу, чтобы мой дом был моим — где можно спокойно отдохнуть, поиграть с дочкой, побыть с мужем без посторонних глаз. Но Валентина Ивановна уверена, что имеет право приходить когда вздумается. Её квартира внизу, в двух шагах, но ей больше нравится наш диван, наш телевизор, наша жизнь.

### Последняя капля

Вчера был ад. Я готовила ужин, Аня капризничала, а тёща включила телевизор на полную громкость. Я попросила убавить звук, а она отмахнулась: «Света, ты вечно недовольна!» Я чуть не разрыдалась от бессилия. Когда Дима вернулся, она нажаловалась, что я «не уважаю старших». Он промолчал. И тогда я поняла — если не поставлю границы, так будет всегда.

Я решила серьёзно поговорить с Димой. Объяснить, что его мать может приходить, но не каждый день и не до ночи. Может, договориться, чтобы она приходила пару раз в неделю, в определённое время. Но боюсь, она обидится, а Дима встанет на её сторону. А вдруг он скажет, что я эгоистка? А вдруг это разрушит нашу семью? Но я больше не могу жить в этом бесконечном кошмаре, где у меня нет своего угла.

### Мой крик души

Эта история — мой крик о праве на свой дом. Борщ мне для неё не жалко, телевизор тоже. Но я хочу, чтобы моя семья была только моей. Валентина Ивановна, может, и не хочет зла, но её визиты — как удавка на шее. Дима, наверное, любит меня, но его молчание — предательство. В 32 года я хочу простого: чтобы ребёнок спал по режиму, чтобы я могла выдохнуть, чтобы мой дом был моей крепостью.

Не знаю, как убедить Димку, как не обидеть свекровь. Но ясно одно — больше так жить нельзя. Пусть разговор будет тяжёлым, но я готова на него. Я — Светлана, и я верну себе свой дом, даже если для этого придётся поставить ультиматум.

Rate article
Без сожалений накормлю, но от визитов свекрови в отчаянии