«БЕЗДОМНАЯ И ГОЛОДНАЯ»: Надпись на картонке, которую держала женщина, которой я помогла, — а в тот же день оказалась выгнана из собственного дома
Я была на девятом месяце беременности и едва держалась. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего — и не только из-за ребенка, но из-за груза той жизни, что мне пришлось нести. Много лет назад я думала, что вышла замуж за любовь всей моей жизни. Тогда Артём был обаятельным — тихим, заботливым, обещал, что оградит меня от всех трудностей, чтобы я могла сосредоточиться на мечте стать писательницей и создать семью.
Но Артём исчез вскоре после свадьбы.
Тот, с кем я жила теперь, был холоден, резок и деспотичен. Дом вроде бы был нашим, но он не упускал случая напомнить, что ипотека оформлена на него. Он сказал, что возьмет финансы под контроль — когда-то я согласилась, веря в «равноправие». Но контроль превратился в собственность. Над всем. Над моими решениями. Над моим голосом. Даже над моим временем.
— Ты ничего не вносишь, — часто язвил он. — Так хотя бы держи дом в чистоте. Это минимум, который от тебя требуется.
Я больше не спорила. Не было сил. Ребёнок толкался в животе, напоминая, что я борюсь уже не только за себя. Мне просто хотелось покоя.
В тот день я шла домой из магазина, руки ныли от тяжести продуктов, которые требовал Артём, но не удосужился помочь донести. Остановилась у перехода и увидела её.
Она стояла у автобусной остановки, куталась в поношенное пальто, держала картонку с надписью: «БЕЗДОМНАЯ И ГОЛОДНАЯ».
Лет шестидесяти, седые волосы дрожащими руками убраны назад, а взгляд — усталый, но с тихой стойкостью — встретился с моим. Прохожие шли мимо, не глядя, но я не смогла. Не в этот раз.
— Хотите поесть? — робко улыбнулась я.
Она моргнула, будто удивлённая, что с ней заговорили. — Только если это не обременительно. Не хочу быть обузой.
— Меня зовут Анна, — сказала я. — А доброта, по-моему, никогда не бывает обузой.
Мы сели в кафе неподалёку, я заказала нам суп и бутерброды. За едой она рассказала, что её зовут Галина. Всю жизнь проработала швеёй, когда-то у неё была дочь, но они потеряли связь, а потом… жизнь пошла под откос. Аренда подорожала, заказы иссякли, одно за другим.
— Нет стыда в том, чтобы упасть, — тихо сказала она. — Стыдно не помочь подняться другому, когда можешь.
Её слова запали мне в душу. Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг предложила: — Пойдёмте со мной. Примите душ, переоденетесь, отдохнёте. Честное слово, мне не сложно.
Она посмотрела на меня, будто я подарила ей солнце.
Я знала, Артём взбесится, но мне было всё равно. Впервые за долгое время я решила слушать сердце.
Дома я дала Галине полотенце, одежду для беременных — свободную, чтобы ей подошла, — приготовила горячее. Я не улыбалась так уже месяцы. Сидя за столом с мокрыми от душа волосами, она выглядела живее, и я вдруг поняла, как мне не хватало простой человеческой теплоты.
Но покой рухнул, когда хлопнула входная дверь.
Артём ворвался в дом, швырнул ключи на стол и остолбенел, увидев Галину.
— КТО это?! — прошипел он, краснея.
Я встала, охваченная желанием защитить её. — Моя гостья. Ей нужна была помощь.
— МЕНЯ НЕ ВОЛНУЕТ! Ты не тащишь в мой дом каких-то бродяг! Ты совсем рехнулась?!
Галина повернулась к нему — и тут случилось нечто странное.
Артём замер.
Рот его открылся, но звука не последовало. Руки задрожали.
— Ты?! — наконец выдохнул он. — После всех этих лет?!
Галина не отводила взгляда. — Здравствуй, Артём.
— Как… что ты здесь делаешь? — голос его дрогнул.
— Ты мне скажи, — тихо ответила она. — Это ты нас бросил.
Я смотрела на них, не понимая. — Что происходит?
Артём стал серым. — Эта… эта женщина… моя мать.
Тишина повисла, словно стекло перед ударом.
— Твоя мать? — прошептала я. — Ты говорил, она умерла, когда тебе было шестнадцать.
— Для меня она умерла! — выкрикнул он. — Она сбежала! Бросила всё!
Галина вздрогнула. — Неправда. Ты знаешь, каким был твой отец. Я пыталась забрать тебя с собой, но суд мне не поверил. Он всё подстроил. Я писала тебе, посылала подарки, звонила годами. Ты никогда не отвечал.
Слёзы блеснули в её глазах. — Я не бросала тебя, Артём. Я не переставала пытаться.
Он отвернулся, тряся головой, дыша тяжело.
— Мне всё равно, — пробормотал он наконец. — Ты здесь не останешься. Вы обе — ВОН. У вас пятнадцать минут. Забирайте своё барахло и ИСЧЕЗАЙТЕ.
Я не верила своим ушам. — Ты выгоняешь беременную жену? Свою мать?
— Она мне не мать, — прошипел он. — А ты… похоже, не понимаешь, что такое верность.
Галина медленно поднялась, положила руку мне на плечо. — Всё в порядке, — тихо сказала она. — Нам нечего делать там, где нас не ждут.
Я собрала, что успела — документы, одежду, детские вещи — и вышла с Галиной, сердце колотилось, страх сжимал горло.
Мы сидели на крыльце, солнце клонилось к закату. Я не знала, куда идти.
Тогда Галина достала из пальто потрёпанный кожаный мешочек. — Я не думала, что снова его увижу, — сказала она. — Но на всякий случай… Я вернулась в город неделю назад. Жила в приюте. Там помогли разыскать наследство — немного денег, оставленных тёткой. Я хотела предложить их Артёму в знак примирения. Но теперь ясно, что не случится.
Она взяла мою руку. — Анна, пойдёшь со мной? Вчера я сняла жильё. Две комнаты. Тихий район. Там ты и малыш будете в безопасности.
Я смотрела на неё, не находя слов.
— Не отвечай сейчас, — добавила она мягко. — Но я говорила всерьёз. Нет стыда вМы вошли в тот дом с жёлтыми занавесками, и с тех пор я поняла, что настоящее счастье — это не стены, а люди, которые согревают их теплом своей души.
