Благородный предатель — история одного обмана
Мы познакомились в том возрасте, когда каждую симпатию принимаешь за судьбу. Сережа был нескладным долговязым парнем с гитарой за плечом и потрепанной тетрадкой в руках, испещренной корявыми стихами. Он дежурил у моего подъезда после школы, делая вид, что просто проходит мимо, и улыбался по-детски наивно.
— Таня, послушай новую песню, — бормотал он, нервно перебирая струны.
Я слушала. Даже когда он фальшивил, а рифмы были банальными до зубной боли. Но в его глазах горело столько искреннего чувства, что я не могла просто развернуться и уйти.
После школы нас раскидало по разным городам: я поступила в пед в Воронеже, он — в политех в Липецке. Но Сережа не прекращал писать. То звонил на общажный таксофон среди ночи, то присылал мятые открытки с надписями вроде: «Без тебя даже солнце тусклое, моя золотая». Он приезжал ко мне на перекладных, спуская последние рубли, лишь бы провести вместе пару часов.
Помню, как я однажды слегла с гриппом, и он в три ночи материализовался под моим окном с термосом и аспирином. Шептал сквозь стекло: «Ну кто же о тебе позаботится, если не я?» А я, кутаясь в оделяло, плакала от этой дурацкой, безумной нежности.
После института Сережа сделал предложение — без пафоса, без колец, на той самой скамейке в сквере, где мы впервые поцеловались:
— Выходи за меня, Тань, — сказал он, и глаза у него были точно такие же, как в семнадцать.
— Только если поклянешься, что не превратишься в скучного офисного планктона, — рассмеялась я.
— Клянусь бабушкиными пирожками!
Мы планировали переезд в Москву, но мать Сережи тяжело заболела. Остались в родном Подмосковье. Он устроился в магазин бытовой техники, я — в сельскую школу. Всё это было временно. Так мы думали. Но «временно» незаметно стало «навсегда».
Мы снимали убитую хрущевку, пили растворимый кофе и устраивали «дискотеки» на потрепанном ковре под хриплый кассетник. Когда Сережу впервые премировали, он повел меня в ресторан, где счет за десерт превышал его недельный заработок. «Зато как в кино», — пробормотал он, целуя мне ладонь.
Потом умерла свекровь. Нам досталась ее трешка, и мы задумались о ребенке. Сережа мечтал о рыжей дочурке, вылитой в меня. Но родился сын. Он прожил всего месяц.
И после этого всё пошло под откос.
Мы не умели горевать вместе. Привыкли жить налегке, прячась от проблем за шутками. А боль развела нас по разным углам. Он с головой ушел в работу, я — в апатию. Когда немного пришла в себя, уволилась из школы — не могла смотреть на чужих детей.
Через пару лет Сережу повысили, но ему стало мало и этого. Уволился, загорелся своим делом. Уверял: «Я знаю конъюнктуру, есть наработанные связи, нашел незанятую нишу». Он не ошибся. Через год у нас появилась иномарка, гардероб от дешевого «массмаркета» сменился на брендовые вещи, отпуск мы проводили за границей. Я периодически щипала себя — неужели это моя жизнь?
Но чем больше было денег, тем меньше оставалось тепла. Мы почти не разговаривали. Я пыталась — готовила его любимые котлеты, звала в театры, предлагала съездить к родителям. Он отмахивался: «Как-нибудь в другой раз». А «другого раза» всё не наступало.
Мама все чаще вздыхала: «Таня, семья без ребенка — это не семья. Рискни, не тяни, потом будет поздно». Я готова была. Но Сережа избегал разговоров. На мои осторожные намеки отвечал коротким «нет» и уходил в себя.
— Прошло уже шесть лет, — рискнула я однажды за ужином, — может, попробуем?
Он резко отложил вилку:
— Хватит.
Я опешила:
— Но почему? Мы же семья…
— Нет, Таня. Хватит.
Он встал из-за стола. А я осталась сидеть на нашей стильной кухне с дизайнерским ремонтом, ощущая лишь звенящую пустоту.
И тогда появился Игорь. Сам Сережа его и подсунул — представил как бизнес-партнера. Статный, галантный, разбирающийся в искусстве. Приглашал на вернисажи, цитировал художников, умел слушать. Как-то раз, не глядя, протянул мне альбом с Кандинским.
— Сережа говорил, вы обожаете Кандинского.
— Он перепутал, — усмехнулась я. — Мне нравится Шагал.
Игорь улыбнулся:
— Тогда обсудим Шагала. За чашечкой кофе?
Я проигнорировала намек. Но Игорь не сдавался. Билеты в Большой, букеты, долгие разговоры. В конце концов я спросила у Сережи:
— Слушай, Игорь зазывает меняЯ осторожно поставила чашку на стол и вдруг осознала всю абсурдность ситуации: мой муж сам подсовывал мне любовника, словно передавая эстафету, и теперь мы все трое играли в эту жалкую, предсказуемую комедию.
