Родной человек
Деда, ек! тянул за руку сутулого, укутанного в длинное, не по размеру пальто, старика Иван Трофимович Сашка, топтался на месте, иной рукой ласково сжимал губы.
Иван Трофимович косо взглянул на внука, подтянул к шее свой красночёрный вязаный шарф, длинный, тяжелый, с бахромой. Бахрома постоянно залезала в лицо мальчишке, когда дед наклонялся и чтото шептал.
Сейчас её шерстинки острым уколом пробили красное от мороза румяно лицо Сашки. Тот поморщился, потёр щеки пальцами и снова, будто в мольбе, посмотрел в глаза деду.
Ну! рычал старик. Чего ек? Скажи есть! Пойми, как надо! и взглянул внуку пронзительными глазами, словно вёдрами разметившимися по морю.
У них глаза были как две копии: одна малая, другая крупнее, но оба отражали одно и то же. У Ивана Трофимовича взгляд видел многое, но не желал больше видеть; он не плакал, лишь сжигал всё своей неукротимой волей. У Сашки же мир был невелик дом, садик, иногда дед приводил его в пивной к «товарищам», как тот называл друзей. Эти глаза плакали тихо, чтобы не вызвать упрёков.
Ек прошептал мальчишка.
Есть! прогремел Иван.
Ек, ек
И пока они стояли, снег падал всё плотнее, покрывая их белой простынёй, если бы не появилась женщина Дарья Николаевна, повар столовой «Всем по крошкам», озарённая гирляндами у дверей.
Ванька, ты? крикнула Даша, откашлявшись. Какой у тебя шарф, батюшка! Красный, словно дед Мороз!
Я. Шарф давно мой, чего ты вечно зацепляешь? буркнул Иван, упёршись носом в её грудь.
Ой, держи, ворчливый! Не подпускай. Снова мальчонку к себе припрячет? Людка уже не ходит за сыном? кивнула Дарья, глядя на Сашку.
Людка уехала в командировку, сплюнув, пояснил Иван. На месяц, полтора. Сказала, что не будет.
Ох, Ванька, она тебя вгонит в угол! Папа её не появлялся? смахнула Дарья снег с шапочки Сашки, откинув рукавицу.
Вспомнила первую ночь, сердито ответил Иван. Больному было тяжело, он с инвалидом не справится. Поручил ребёнка другому, нормальному. Понял, Санька? ухмыльнулся дед. Саша пожёбал плечами. Не понял. Может, и не надо
Надоне надо, нам судить нечего. Что вы тут спорите? протянула Дарья, вдыхая аромат супа, котлет и чегото сладкого. Саша ощутил голодный урчание в животе.
Вот, в саду не дают есть, воспитатели Галка, молодая, отказывается, а он всё нычет «ек, ек». Пусть научится говорить «есть», тогда я куплю хлеб. Вот моё слово! заявил Иван, сжимая брови.
Дарья пару секунд смотрела на него, прикусывая губу, а потом слегка шлёпнула скучную спину Ивана, и тот чутьчуть пошатнулся.
А теперь моё слово. Голодного ребёнка я не оставлю. Он не инвалид, сам так сказал. Догонит, если захотит. Догоняй, Сашка? кивнула она.
Сашка лишь уставился, чувствуя, как в желудке сжимается неприятное беспокойство.
Пойдём в столовую, сказала Дарья. Сегодня выходной, Юля меня заменит. Места у плиты хватит всем! За мной, бедняжки!
У нас нет времени. Пора домой! отрёкся Иван, не желая лезть в чужие дела.
Он решил дойти до дома, подняться с Сашкой на восьмой этаж, пока лифт медленно поднимался, держа внука за кнопку. Саша дергал пальцем, а дед бурчал, что внук растёт неучем.
Так они ушли, а Дарья с грустью смотрела им вслед, желая заботиться о ком? О мальчишке, конечно, не о Иване, который ей не нравился. О Сашке, этом испуганном ребёнке
Зима не утихала, Людмила прыгала из командировки в командировку, дядя всё та же водил Сашку в сад, ворчал, крутил шапку, застёгивал пальто дрожащими руками. Красный ивановский шарф их светил, как маяк в метели утомлённого города, а Дарья наблюдала их путь.
Однажды, в особенно тяжёлые времена, она больше не выдержала и притащила их в столовую.
Я говорю, не пойдём! Домой, Саша! рычал Иван, протягивая руку внуку.
Но и он понимал, что они подошли к границе дальше лишь темнота и отчаяние. Саша иногда искал мать, нюхал её шубку в прихожей, а дед его боялся.
Иногда Сашка плачет во сне, ищет чужую руку, дед подсовывает свою, но мальчик отталкивает.
Вот твоя глупая любовь! ворчал Иван. Маме ты не нужен! Она в ресторане с бокалом в руке, а ты тут?
Вспомнив страдания, Иван согласился зайти к Дарье на работу.
Правильно, Ваня! А у вас дома что? У меня шарлотка! Пойдём!
«Всем по крошкам» была набита до отказа, дешёво, но сытно, как дома. Пища простая: суп, жаркое, гречка «покупечески», салат, компот, иногда плов, который Дарья готовила, как для ухажёра, но всё равно получалось «вахвах». Сладкая морковь, мелко нарезанный лук, отдельные рисинки, без комков, масляные, блестящие, с мясом в довольстве.
Как вам, ребята! Как вам! радовалась Дарья, когда её благодарили.
Готовила она, как дома, для большой семьи с пухлыми детками и мужемработягой. Пусть он пил рюмку, закусывал селёдкой, обсуждал политику, пел песни. Главное чтобы был. Детей тоже. Дарья всегда мечтала о троих, половых различий не важнее, важен теплый комочек, сосущий грудь, улыбающийся беззубый рот. Варила каши, компоты, супчики, но так не сложилось
Почему Дарья одна? Никому не рассказывала, жила и всё тут. На землематушке мало таких женщин
В зале, где шёл поход, прошептал ктото: «Здорово, пацан, шляпа!» так встречали хозяина трактирных богачей и воров. Даша тоже приветствовала. Сытый человек добрый человек.
Сюда, Сашка, голодный! открыла Даша дверь служебного помещения с двумя столами, кроватью и шкафом. Холодно? Сейчас рассольничка! Сажайся. Вот тебе стул, как медвежонок, а деду место.
Иван нехотя раздевался, дрожал. Его знобило уже несколько дней, ломали кости; он хотел бы дома пить чай с вареньем, есть булку, спать. Но тут Сашка
О том, что с Сашой чтото не так, Людмила сообщила отцу сразу после выписки.
Уронили? нахмурился Иван. Не доглядела?
Нет, не хотел выходить. Лучше бы не рождала, теперь мучается, с досадой сказала Люда.
Да ладно! Обойдётся, всё будет хорошо! Саша! позвал молодой мужчина, склоняясь над кроваткой, где ворочался Санька.
Месяцы шли, потом исчез.
Люда поняла, что родила для себя, а обещания «обойдётся, будет хорошо» не сбылись. Плакала, вспомнила отца.
Люда? прошептал в трубку Иван.
Не разговаривали полтора года, поссорились на дне рождения Людочки. Она выгнала отца, он уехал в квартиру, оставшуюся от родственников. Жена, мать Людочки, давно похоронена. Однажды, надев сапоги с меховой опушкой, упала.
В тот вечер собирались в театр на «Щелкунчика» в Кремль. Билеты достались случайно, радость! У Людочки было новое платье, но приехала скорая, мать вынесли из квартиры, билеты пришлось бросить. С тех пор Иван ненавидит «Щелкунчика», а Люда отца, который её в Кремль не пустил.
Люда! Ты чего не понимаешь? Мама умерла! шептал отец, сжимая галстук. Померла мамка!
Но Люда, будто отрезана до сердца, не слышала. Она была холодна, как льдинка, и требовала от Саши соответствия стандартам. Сашка рождённый таким, и она в него не верила.
Командировки Люды, Иван забирал внука к себе. Утром водил в сад, вечером домой, мыл, причесывал, жарил яичницу вдвоём. Ели молча, стучали вилками. Иван выпивал рюмку, в нём просыпался педагог. После мытья посуды садился с внуком на диван, обнимал и смотрел «Юность», выпуск за выпуском. Сашке было скучно, а Иван указывал пальцем на кадры, заставляя повторять слова.
Саша пытался. Сначала смотрел на дедовы губы, потом пытался вымолотить звуки, но путался, Иван злился, журнал летел на стол, Саша отправлялся спать.
Любил ли Иван мальчика? Он сам не знал. Возможно, любил, но не понимал, как помочь.
Налетайте, ребята! Саша, берите ложку! ввалилась Дарья, неся поднос с тарелками.
Мальчик отвернулся и заплакал.
В саду Галина Егоровна, сжимая губы, пыталась влить суп в Сашку. Было больно, мальчик выворачивался, Галя ругалась.
Но случилось иначе. Дарья поставила табуретку, вдыхая аромат супа. Иван, из холодного автобусного парка, где работал, почувствовал тепло, аромат лавра и солёных огурцов.
Мы знаем друг друга уже тридцать лет, а? начала Дарья, обращаясь к Саше. Как жизнь, Саша? Вкусно? вливала в рот Сашки ложку. Вкусно? Слушай, надо есть вкусно, а не безвкусно, и жить, чтобы радоваться.
А откуда радость, если мальчик один без мамы, а я с ним не умею? возразил Саша. Может, надо врача, таблетки Люда не хочет диагнозов, ломает жизнь.
Радость отовсюду, ответила Дарья. Сжатые зубы и жить.
Саша, как птенец, протянул руку к ложке, погладил Дарью по плечу.
Прости, отвлеклась, сказала она, налив больше супа.
Суп быстро закончился, потом была котлета с густым соусом, пюре, на котором Дарья рисовала смешные рожицы, потом чай. К чаю Дарья подала шарлотку, обещанную, и улыбнулась.
Иван любил её пироги. Жена у него не пекла, но принимала их с благодарностью, не ревную к подруге. Он также любил, когда Дарья пела, её низкий голос наполнял комнату, заставляя всех смягчиться. Сашка, слушая, тихо произнёс последнюю строчку песни о коне, бегущем по полю маков.
Позднее, Иван резко встал, прогоняя сон, приказал Саше собрать вещи. Дарья помогла одеть его, потом, выпрямившись, сказала:
Ваня, позвони, если чтото понадобится.
Он кивнул.
Через пять дней Иван заболел, не мог встать, Сашу будил, корми́л, вёл в садик, сам был слаб. Кашель скручивал его под одеялом, в комнате крутилось. Саша, дрожа, сидел на краю дедовой кровати в колготках и кофте.
Оденься, прошептал Иван, улыбнувшись. Саша, я тебя люблю, слышишь? Люблю!
Он сказал это впервые, раньше стеснялся. Теперь понял, что надо говорить.
Саша бросился к деду, прижался к груди, поцеловал подбородок, обнял за шею. Иван стал ему всем: матерью, отцом, другом. Саша всё понял.
Вскоре Дарья стучала в дверь, уговаривая Сашу открыть. Дверь открылась, в прихожей стоял Иван, седой и ослабевший.
Что вам надо? рычала Дарья. Позвонить? Смертельно? Людка тебя спасёт! прошептала она, унося сумки на кухню.
Она делала Ивану уколы в «пятую точку». Саша в эти мгновения гладил дедову голову, шептал:
Не паникуй, всё будет
Все замерли, Дарья почти уронила шприц.
Смотри, что говорит! Не плачь, всё пройдёт! шепотом перевела Дарья и вколола укол.
Иван застонал, потом рассмеялся, обнял внука, прижался к нему, качая.
Врёшь, брат! шептал он. Не надо ныть, ведь ты со мной!
Саша нашёл слова, потом фразы, и летом, сидя с дедом на мостках у реки, он, ударив комару, чётко сказал:
Я тебя люблю, понял?
Понял, пожал плечами Иван и, отвернувшись, заплакал от радости. Дарья улыбнулась, ведь радость рядом, босыми ногами, болтая.
Так дед и внук стали постоянными гостями «Всем по крошкам». Дарья всегда ждала их, выглядывала в окно, если была её смена, а если нет всё равно приходила, кормила.
Давай, Дарья, договоримся! сказал Иван. Между нами только дружба и уважение, без лишних заморочек.
Конечно! рассмеялась она. Тебя ещё откормить надо, чтоб всё было в поряде.
Иван обиделся, но потом передумал. Приятно, когда тебя откармливают, заботятся.
В следующий раз он принёс Дарье букет хризантем.
Хризантемы уже цветут,И в тихом шёпоте вечерних огней дед и внук, держась за руки, почувствовали, что в их маленьком мире наконец настала настоящая весна.
