Снег валил густо, укрывая парк плотным белым покрывалом. Деревья стояли безмолвно. Качели слегка раскачивались на холодном ветру, но вокруг не было ни души. Весь парк казался пустым и забытым. Сквозь снежную пелену появился маленький мальчик. Ему на вид не больше семи лет. Куртка на нём была тонкой и порванной. Сапоги промокли и прохудились. Но ему было не до холода. В руках он крепко держал трёх крошечных младенцев, завёрнутых в старые, потрёпанные одеяла.
Лицо мальчика покраснело от ледяного ветра. Руки ныли от тяжести, но он не останавливался. Шёл медленно, с трудом переставляя ноги, но вперёд. Прижимал малышей к груди, пытаясь согреть их последним теплом своего тела.
Малыши были совсем крошечными. Лица бледные, губы посинели. Один из них слабо всхлипнул. Мальчик наклонился и прошептал: «Всё хорошо. Я здесь. Я вас не брошу».
Мир вокруг спешил. Машины мчались, люди торопились по домам. Но никто не замечал мальчика, никто не видел трёх жизней, за которые он боролся. Снег становился гуще. Холод усиливался. Ноги дрожали с каждым шагом, но он шёл. Устал. Очень устал. Но остановиться не мог. Давал себе слово.
Даже если всем наплевать, он их защитит. Но силы покидали его. Колени подкосились, и он медленно опустился в снег, по-прежнему сжимая младенцев в окоченевших руках. Глаза закрылись. Мир растворился в белой тишине.
И вот лежат они в заснеженном парке — четыре маленькие души, ждущие, чтобы их заметили.
Мальчик с трудом приоткрыл глаза. Мороз обжигал кожу. Снежинки таяли на ресницах, но ему было не до них. Все мысли — о трёх малышах в его руках.
Он пошевелился, попытался подняться. Ноги дрожали, руки онемели, но он крепче прижал младенцев. Не отпустит. Собрав последние силы, встал. Шаг. Ещё шаг.
Казалось, ноги вот-вот подкосятся, но он продолжал идти. Земля под ногами — лёд. Упадёт — дети ударятся. Нельзя. Пусть лучше его собственная спина примет удар, чем их хрупкие тельца коснутся снега.
Ветер рвал тонкую одежду. Каждый шаг давался тяжелее предыдущего. Ноги промёрзли, руки дрожали, сердце колотилось, отдаваясь болью в груди. Он наклонился к малышам и прошептал: «Потерпите, пожалуйста, потерпите…»
Дети тихо постанывали, но жили. И это было главное.