**Дневник. Боялся, что его снова вернут**
Когда я впервые увидел его, он сидел у самой стены. Не лаял, не просился на руки, не подходил. Просто сидел, уткнув нос в угол. Остальные собаки прыгали, просовывали лапы сквозь прутья, кто-то скулил, кто-то кружил на месте. А он ни звука.
«Он у нас давно, сказал волонтёр. Восемь лет. Попал сюда щенком и так и остался. Дважды его забирали, но оба раза возвращали. Один раз через день, второй через неделю. Не прижился. Молчаливый. Не играет. Не радуется».
Я стоял, сжимая кулаки в карманах, чтобы не дрожать.
«Как его зовут?»
«Сначала был Бобик. Потом Тишка. Сейчас зовём только по кличке на карточке Арчи. Хотя ему, думаю, всё равно. Только на шуршание пакета с кормом реагирует».
Не знаю, зачем пришёл. Просто в какой-то момент одиночество стало невыносимым. После смерти мамы квартира гудела от пустоты. Ни звука, ни движения. Только чайник по утрам, только радио на кухне. И тишина.
Друзья советовали завести кого-нибудь. Хоть рыбок. Хоть попугая. А я пошёл в приют.
И увидел его.
«Можно попробовать?» спросил неуверенно.
Волонтёр молча кивнул. Через десять минут мы уже стояли у выхода: он на поводке, я с документами в кармане. Никто не верил, что это надолго. Даже я.
Он не тянул поводок, не рвался вперёд. Просто шёл рядом, будто знал дорогу. На лестнице споткнулся, лапа соскользнула. Я сказал: «Осторожно», но он не отреагировал ни взглядом, ни движением ушей. Только глубже вдохнул.
Дома постелил старый плед у батареи. Вода, корм в миске. Он подошёл, понюхал, сел, посмотрел на меня, потом на дверь. Долго. Будто проверял, заперта ли она.
Ночью проснулся от скрипа. Он лежал у двери, не спал. Голова на лапах, глаза открыты. Словно ждал, что его снова уведут.
«Арчи ты дома. Всё в порядке», прошептал я.
Он даже не пошевелился.
Так прошли первые две недели. Он ел, гулял, но молчал. Ни звука. Всегда смотрел мне в глаза. Будто спрашивал: «Можно я останусь?»
Никогда не залезал на диван. Даже если я манил, звал, хлопал по подушке. Просто стоял рядом. Потом возвращался к двери и спал там.
«Нового пса завёл?» спросила тётя Валя, соседка, когда увидела нас на улице. «Красивый но какой-то чужой».
Я кивнул. Она была права он и правда будто не отсюда. Не здесь родился и не хотел оставаться.
С руки не ел. Лакомство не брал. Только из миски, и только если никто не смотрел.
Я разговаривал с ним, как с человеком.
«Мама мечтала о собаке. Но боялась привязываться. Говорила, не переживёт потери. А теперь вот ты. Думаю, ты бы ей понравился. Она умела лечить раненые души. Всю жизнь работала с такими в приюте».
Он моргнул, будто понял.
«Если хочешь оставайся. Я больше никого не жду. И тебе не нужно».
Каждое утро он провожал меня до двери. Садел
