Мать моего мужа звали Галина Семёновна. Сразу видно — женщина с норовом, и я не ошиблась. С первых дней она смотрела на меня не как на невестку, а как на врага, похитившего её ненаглядного сыночка. Я надеялась, что со временем её ревность утихнет — ведь это всего лишь страх одинокой матери потерять место в сердце ребёнка. Но кто бы мог подумать, что она начнёт войну не только со мной… но и с собственным внуком.
Когда наши родители познакомились, моя мать отвела меня в сторону и прошептала с тревогой:
— Уезжайте куда подальше, пока не поздно. Пока она рядом — покоя вам не видать.
Увы, она оказалась права.
Мы жили в квартире, которую мой муж — Серёжа — унаследовал от деда. А находилась она буквально в двух шагах от дома свекрови. Та словно поселилась с нами. Могла ввалиться в семь утра в воскресенье — «Испекла ватрушек, сынок должен попробовать». Или заявиться под двенадцать ночи — «Сердце заныло, не могла сидеть дома». Бывало, иду с работы — а она уже караулит у подъезда, чтобы «проводить» нас до двери.
Я стиснула зубы и терпела. Улыбалась, как учили. Но в один вечер не выдержала:
— Серёж, так больше нельзя. Мы живём как в аквариуме. Поговори с ней.
Он поговорил. На следующий день раздался звонок — в трубке рыдания и фраза, которая врезалась в память:
— Бессердечная! Забрала сына у родной матери!
После этого Галина Семёновна сменила тактику. Теперь она не приходила — она забирала Серёжу к себе. Каждый день. То давление скакнуло, то сердце шалит, то просто «так одиноко». Или печёт его «любимые сырники» — ну как отказать? Муж уходил виноватый, возвращался через два часа, а то и к полуночи.
Моя мать вздыхала: «Либо терпи, либо разводись». Я терпела. Старалась не замечать. Пока не забеременела.
И тут Серёжа словно прозрел. Забота, нежность, внимание — идеальный муж. Но чем счастливее была я, тем мрачнее становилась свекровь. И я почувствовала — она ревнует не только ко мне, но и… к будущему ребёнку.
В день выписки Серёжа едва успел. Утром раздался панический звонок: «Плохо мне, сердце колотится, кажется, умираю». Вместо скорой она вызвала сына. Он рванул к ней, вызвал врачей, а те лишь развели руками: «Давление чуть повышено, но ничего критичного». В роддом он влетел запыхавшийся, с опозданием. Всё стало ясно.
Когда мы привезли малыша домой, свекровь навестила нас. Но её взгляд скользил мимо внука. Она бродила по квартире, ныла про одиночество, требовала, чтобы Серёжа «не забывал мать, а не торчал тут сутками». Даже её родная сестра не выдержала:
— Галя, ты в своём уме? Тут ребёнка привезли, радость! А ты что разводишь?
Это было только начало. На каждый праздник, день рождения или поездку у Галины Семёновны случалась «чрезвычайная ситуация». И не просто капризы — целые спектакли. Фальшивые слёзы, истерики, манипуляции.
Когда меня сократили, я осталась с малышом одна. Серёжа стал работать за троих, уходил затемно, возвращался за полночь. Единственное время для него с сыном — выходные. Но даже эти дни свекровь отбирала. То «кран протекает», то «шкаф передвинуть», то просто «приди, посиди».
Я не выдержала. Позвонила сама. Твёрдо сказала:
— Галина Семёновна, у Серёжи всего два дня в неделю на ребёнка. Он навестит вас, но попозже. Дайте ему побыть отцом.
И знаете, что она ответила?
— Он ещё сто лет отцом будет. А мать у него одна. И кто знает, может, этот малыш — далеко не последний…
Тогда я всё поняла. Для неё нет никого — ни внука, ни невестки, ни даже чувств собственного сына. Есть только она.
Финал наступил в день рождения ребёнка. Свекровь позвала Серёжу «починить розетку». Именно в этот день. Когда он отказался, закатила истерику с криками, угрозами и «сердечным приступом». Этого хватило.
Серёжа впервые сорвался:
— Мама, у меня своя семья. И ты её не разрушишь. Я люблю тебя, но больше не буду бегать по первому зову.
Она, конечно, обвинила меня. Кто же ещё виноват? Но я молчала. Она сама всё сожгла. Своими руками. Своей ненасытностью. Своим эгоизмом.
Иногда думаю — будь она добрее, человечнее… Может, сейчас мы были бы одной семьёй. А теперь — лишь выжженная пустыня между нами.
