Сегодня снова задумалась о материнстве. Дар это или крест? Отдаешь всю себя — здоровье, годы, мечты… А потом остаешься одна с фотографиями и тишиной, что звенит в ушах громче любого набата.
Валентина Ивановна Козлова всю жизнь крутилась как белка в колесе. После гибели мужа в ДТП она одна поднимала четверых. Младшему тогда и года не исполнилось. Мужчин в ее жизни больше не было — не до того было. Весь мир сузился до детских криков, школьных собраний и бесконечных подработок.
Работала без передышки: уборщицей в школе, продавщицей на рынке, шила на дому. Себе — сапоги на три зимы, пальто на десять лет. Детей одевала, учила, кормила.
Старшая, Людмила, отучилась на врача, уехала в Германию по контракту. Теперь у нее там муж, дети, коттедж. Пишет раз в месяц — открытку или стикер в вотсапе. «Мама, ты там держись». Валентина Ивановна кусает губу, но гордится.
Сыновья — Дмитрий и Игорь — живут в Киеве. До него два часа на поезде. Но за год ни разу не заскочили. Звонят по праздникам, передают привет через общих знакомых.
Младшая, Оля, дольше всех жила с матерью. Пока не вышла замуж и не уехала в Питер — свекровь им квартиру отписала. Звонит часто, но в трубке — беглые фразы, фоновый гул чужой жизни.
Валентина Ивановна теперь редко выходит из дома. Давление, одышка, ноги как чугунные. Продукты приносит соседка Зинаида Петровна или соцработница. Дети предлагали помощь — но как-то вскользь. Оля даже намекала на переезд, но зять тут же закатал глаза: «Места нет, да и бабушкам вон специальные дома строят».
Дни тянутся однообразно: молитва, таблетки, сериалы вполголоса. Полив гераньки, вязание носков, которых никто не носит. Иногда — звонок Зинаиды Петровны или визит медсестры. По вечерам Валентина Ивановна берет потрепанный альбом. Вот она — молодая, с косами до пояса. Вот дети — смешные, с бантами и царапинами на коленках.
Не обижаюсь, — шепчет она фотографиям. — Люблю вас. Жду.
А на кухне тикают часы, отсчитывая срок, которого может и не хватить.
