Сижу на кухне, тихонько потягиваю чай — а внутри будто ураган.
В нашем провинциальном городке под Сочи, где воздух пропитан запахом моря и свободы, моя жизнь в 52 года превратилась в молчаливую битву. Меня зовут Татьяна Сергеевна, и живу я в трёхкомнатной хрущёвке с сыном Денисом и его девушкой Светланкой. Уже четыре месяца мы втроём ютимся в этих стенах, и с каждым днём я чувствую, как мой родной дом становится чужим. Грязные тарелки в раковине — это уже не просто неубранная кухня, а символ моего одиночества и боли.
**Мой сын, моя крепость**
Дениска — единственный сын, гордость моей жизни. Воспитывала его одна после того, как мужа не стало, вкладывала в него всю душу. Вырос добрым, хоть и ветреным немного. В 26 лет он познакомился со Светланкой, и я поначалу радовалась. Девчонка казалась милой: улыбчивая, с косами до пояса, всегда «здравствуйте» скажет. Когда Денис заявил, что она переедет к нам, я даже не возразила. «Мам, это ненадолго, пока квартиру снимем», — уверялся он. Я кивнула, думала, справимся. Как же я ошибалась.
Моя квартира — уютная, с историей. Здесь Дениск делал первые шаги, здесь мы с мужем мечтали о будущем. Теперь же она стала тесной клеткой. Денис со Светланкой обосновались в зале, а я ютилась в крохотной комнатке, где кровать да шкаф — и всё. Стараюсь не мешать, но их присутствие будто давит. Живут, будто меня и нет, а я — как призрак, молча наблюдающий со стороны.
**Горы немытой посуды и ледяное равнодушие**
Каждое утро одно и то же: сижу на кухне, пью чай, а перед глазами — груда грязных тарелок после их завтрака. Светланка яичницу жарит, Денис кофе пьёт, смеются, болтают — и сматываются. На работу, в гости, по делам. А я остаюсь с их крошками, чашками, жирками. Мою, конечно, потому что бардак терпеть не могу, но с каждым разом обида копится. Почему даже не подумают убрать за собой? Я что, их домработка?
Светланка ни разу не предложила помочь. Пройдёт мимо, в телефон уткнувшись, даже не кивнёт. А Дениска, мой мальчик, который раньше каждое утро обнимал меня, теперь будто сквозь меня смотрит. «Мам, ты как?» — бросает на ходу, и я молча киваю, хоть внутри всё сжимается. Их равнодушие — как нож в сердце. Чувствую себя невидимкой в своём же доме, где каждая вещь — часть моей жизни.
**Боль, которую никто не видит**
Пыталась поговорить с Денисом. Однажды, когда Светланки не было, сказала: «Сынок, мне тяжело. Вы даже не убираете, я как прислуга». Он округлил глаза: «Мам, ну ты же сама любишь порядок. Света устаёт, я тоже. Не накручивай». Слова эти как обухом по голове. Разве он не видит, что я тоже пашу? В 52 года работаю в магазине, ноги к вечеру гудят, а они будто и не замечают. Для них я — просто удобный фон.
А ещё Светланка начала переставлять мои вещи. Мои кастрюли, мои фотографии, даже любимый сервиз — всё теперь не так. Делает это ненавязчиво, но по взгляду вижу: хозяйкой хочет быть. А я? Я будто лишняя. Подруга Галя кричит: «Танька, выставляй их! Твой дом!» Но как выгнать родного сына? Как сказать, что его девушка по капле выживает меня? Боюсь потерять его, но ещё страшнее — потерять себя.
**Последняя капля**
Вчера Светланка оставила не только посуду, но и мокрое полотенце на моём кроватном покрывале. Попросила убрать — лишь глаза закатила: «Татьяна Сергеевна, опаздываю я, потом разберусь». Не разобралась. Денис, как обычно, промолчал. Вот тогда я и поняла: хватит. Это не их гостиница, а я — не бесплатная прислуга. Хочу вернуть свой дом, своё спокойствие, своё достоинство.
Решила: поговорю с Денисом по-взрослому. Скажу — либо начинают уважать мой дом, либо ищут жильё. Будет тяжело, знаю. Светланка нашепчет ему, он обидится. Но я больше не буду молчать, сжиматься в уголке, пока душа рвётся наружу. Я заслуживаю уважения, даже если придётся рисковать миром в семье.
**Моя тихая война**
Эта история — мой крик. Денис и Светланка, может, и не хотели меня обижать, но их безразличие убивает. Я отдала сыну всё, а теперь чувствую себя чужой в своём же доме. Не знаю, чем кончится наш разговор, но одно ясно: больше не буду тенью. В 52 года я хочу жить, а не прятаться за чужими крошками. Пусть этот шаг станет моим освобождением — или последней битвой. Я — Татьяна Сергеевна, и я верну себе то, что моё.
