Сижу на кухне, молча потягиваю чай — а внутри бушует ураган.
В маленьком городке под Тулой, где в воздухе витает дух простой русской жизни, мои 52 года превратились в тихую битву. Меня зовут Ольга Сергеевна, и я живу в своей двушке с сыном Денисом и его девушкой Алиной. Три месяца мы втиснуты втроём, и каждый день я чувствую, как мой дом, моя крепость, становится мне чужим. Грязные тарелки на столе — это не просто беспорядок, а символ моей тоски и бессилия.
Мой сын, моя кровь
Денис — мое единственное дитя, моя гордость. Поднимала его одна после смерти супруга, отдавала всю душу. Он вырос добрым, но ветреным. В 25 лет он познакомился с Алиной, и я поначалу радовалась. Она казалась приятной: улыбчивая, с густой косой, всегда здоровалась вежливо. Когда Денис сказал, что она переедет к нам, я не стала спорить. «Мама, это ненадолго, пока не накопим на своё», — заверил он. Я кивнула, думая, что справлюсь. Как же я заблуждалась.
Моя квартира — двушка, уютная, пропитанная памятью. Здесь Денис делал первые шаги, здесь мы с мужем строили планы. Теперь же она стала тесной тюрьмой. Алина и Денис заняли большую комнату, а я ютится в малюсенькой, где едва помещается кровать. Стараюсь не мешать, но их присутствие давит. Живут, будто меня нет, а я, как призрак, молча смотрю со стороны.
Тарелки и безразличие
Каждое утро я сижу на кухне, пью чай и смотрю на гору грязной посуды после их завтрака. Алина жарит яичницу, Денис хлебает кофе, они смеются — и уходят: на работу, в гости, по делам. А я остаюсь с их тарелками, кружками, крошками. Мою, потому что не терплю хаос, но каждый раз чувствую, как в груди копится злость. Почему им нет дела до меня? Почему не уберут за собой? Я ведь не их дворничиха, а они, похоже, так не считают.
Алина никогда не предложит помощь. Может пройти мимо, уткнувшись в телефон, даже не кивнув. Денис, мой мальчик, который раньше обнимал меня каждое утро, теперь будто сквозь меня смотрит. «Мам, ты как?» — бросает он на бегу, и я молча киваю, скрывая обиду. Их равнодушие режет, как лезвие. Чувствую себя невидимкой в собственном доме, где каждый уголок дышит моими воспоминаниями.
Скрытая рана
Пыталась поговорить с Денисом. Однажды, когда Алины не было, сказала: «Сын, мне тяжело. Вы не убираете, не помогаете. Я будто лишняя». Он удивился: «Мам, ну ты же сама всё делаешь. Алина устаёт, я тоже. Не усложняй». Его слова обожгли. Неужели он не понимает, что я тоже выматываюсь? В 52 года работаю в магазине, таскаю тяжёлые коробки, целый день на ногах. Но для них я — просто мебель, которая должна быть удобной.
Заметила, что Алина передвигает мои вещи. Мои кастрюли, мои фотографии, даже мой любимый занавес — всё теперь «не так». Делает это тихо, но я вижу в её глазах: она хочет быть хозяйкой. А я? Я — гостья. Подруга Галя твердит: «Оля, выставляй их! Это твоя хата!» Но как выгнать родного сына? Как сказать, что его девушка превращает мою жизнь в ад? Боюсь потерять его, но ещё больше боюсь сойти с ума.
Последняя соломинка
Вчера Алина оставила не только посуду, но и мокрое полотенце на моём любимом кресле. Попросила убрать, а она лишь фыркнула: «Ольга Сергеевна, я спешу, потом разберём». Не разобрала. Денис, как обычно, промолчал. В тот момент я поняла: хватит. Мой дом — не их хостел, а я — не их бесплатная услуга. Хочу вернуть свой покой, свою жизнь, своё достоинство.
Решила поговорить с Денисом по-взрослому. Скажу: либо они учатся уважать мой дом, либо ищут своё жильё. Будет тяжело — знаю, Алина настроит его против меня, знаю, он обидится. Но больше не могу прятаться за чашкой чая, пока душа рвётся наружу. Я заслуживаю уважения, даже если ради этого придётся нарушить тишину.
Мой шаг к жизни
Эта история — мой крик. Денис и Алина, может, и не хотят меня ранить, но их безразличие убивает. Я отдала сыну всё, а теперь чувствую себя чужой в своей же квартире. Не знаю, чем закончится наш разговор, но знаю одно: больше не буду тенью. В 52 года я хочу жить, а не прозябать среди грязных тарелок. Пусть этот шаг станет моим спасением — или моей войной. Я — Ольга Сергеевна, и я верну себе свой дом.
