Что она нашла в нём — спустя десять лет
Казалось, мы ждали этой встречи бесконечно. Ровно десять лет прошло с того дня, когда прозвенел последний звонок в нашей деревенской школе под Рязанью. И вот почти весь наш 11-Б снова собрался в родном классе. Не было только Вити, вечно мотающегося по командировкам, и Наташки, сидевшей дома с грудным ребёнком.
А потом дверь приоткрылась — и вошла она.
Анна.
Та самая. Та, из-за которой у половины мальчишек в классе перехватывало дыхание. Та, чей смех в школьных коридорах лишал дара речи. И вот она снова здесь. Только теперь с кольцом на пальце и всё с той же тёплой улыбкой, будто время над ней не властно.
— Сережа, ты совсем не изменился! — крикнула она через стол.
Я хотел блеснуть остроумием, но в горле пересохло. Всё, как тогда. Только теперь нам уже не семнадцать.
В одиннадцатом классе мы, пацаны, вели себя как дураки. Шестеро здоровых болванов были по уши влюблены в одну и ту же девчонку. В Аню. Умница, красавица, круглая отличница. Но главное — в ней был какой-то внутренний свет. Она дружила со всеми, никого не дразнила, никому не давала надежд. И от этого сходили с ума ещё сильнее.
— Чего вы за ней табунитесь, как щенки за колбасой? — зло шипела Катя Зимина, девчонка с соседней парты.
— Тебе завидно, что ли? — огрызался Боря.
Я не заметил тогда, как её пальцы вцепились в край парты. Не понял, что в глазах блестит не злость — слёзы.
Аня же всё чаще оставалась после уроков с Мишей Волковым. Тихий, скромный, незаметный. Такой, про кого обычно говорят — «никакой». Только вот он носил ей сумку. Ходил с ней в читалку. И слушал.
— Что она в нём нашла? — кипел я. — Да он же просто тряпка!
— Зато терпения у него больше, чем у нас всех вместе, — усмехался Боря.
Девчонки нашей Ане завидовали лютой завистью. Особенно Катька. Мы этого не замечали — были слишком ослеплены. А потом случилось то, что разорвало нас навсегда.
Был обычный день. Перед обедом. Аня вошла в класс, села — и тут же вскочила с криком. Вся её спина и платье были залиты густым вишнёвым киселём. В тот день его как раз давали в столовой. Пятно выглядело отвратительно. Аня, пунцовая от стыда, выбежала. А мы начали орать друг на друга. Обвинения сыпались как град: «Ты это из ревности!», «Ты специально!», «Да это же Зимина!» Я был уверен, что всё подстроила Катя. Не мог простить.
С тех пор наш «дружный» класс рассыпался. Обиды клокотали, подозрения грызли изнутри. На выпускной мы не поехали. Не сделали ни одного общего снимка. Только аттестаты — и по домам. Классная тихо плакала в учительской. Мы молчали.
А сегодня…
Сегодня Аня сидит напротив. Та же улыбка, только мудрее. Оказалось, это она всех разыскала — через соцсети. Создала группу. Собрала наш разбросанный класс сначала в сети, а потом и вживую. И мы вдруг вспомнили, что когда-то были близки. Что мы — часть чего-то большего. Мы снова сидели в том самом классе и смеялись. Словно вернулись назад.
А потом Аня подозвала кого-то из коридора. И в класс вошёл высокий парень. Лицо — знакомое до боли. Это был её младший брат — Алёшка, которого мы помнили тощим, вечно сопливым пацаном.
— Ну давай, говори! Ты же обещал! — подтолкнула его Аня.
Алёшка замялся. А потом выдавил:
— Это я тогда пролил кисель. Аня заставила меня переписать контрольную, вот я и… ну… отомстил.
Тишина повисла в воздухе. Мы потеряли выпускной — из-за пацанёнка и пары ложек киселя. Хотелось и смеяться, и плакать.
Потом все делились новостями: кто где, у кого сколько детей. Я молчал. Моя жизнь не стоила рассказов. А Аня вдруг встала и обняла за плечи Мишку. Того самого. Тихоню. Скромнягу.
— Мы женаты уже пять лет, — сказала она просто, словно о погоде.
Я стиснул зубы. Нет, не от злости. От боли. Потому что даже спустя годы не смог отпустить ту самую школьную мечту.
Позже, когда шум утих, я подошёл к Мишке:
— Как у тебя получилось?
Он посмотрел на меня с улыбкой.
— Помнишь, она ногу сломала после школы? На катке.
Я кивнул. Отлично помнил. Даже приходил раз — с пряниками. Постоял у двери, ушёл.
— А я приходил каждый день. Убирал, готовил, помогал. Читал ей. Потом просто сидел рядом. А однажды она расплакалась. Сказала, что боится не встать. Я пообещал, что если не сможет ходить — буду носить её на руках. Всю жизнь.
Я кивнул, допил стакан:
— Ты заслужил её. Ты не просто ждал — ты был рядом.
— Я просто любил её. Без условий. Без расчётов. Без надежды.
Когда я уже уходил, меня догнала Катя Зимина.
— Серега, постой! На дорожку?
Я обернулся. Она протянула рюмку:
— Ну что, командир? Проиграл?
Я оглядел зал: Алёшка мирно спал, прижав к себе пустую бутылку, Мишка поправлял Ане прядь волос, а Катя — красивая, взрослая — смотрела на меня, как на мечту, которую ждала слишком долго.
— Нет, — сказал я, чокаясь. — Просто не был достоин.
— Десять лет ждала этих слов, — тихо ответила она. — Теперь можешь быть свободен. Мальчик моей юности.
И я вдруг понял, каким же был слепым. Как ни разу не проводил её домой. Как не видел, что она всегда была рядом.
— А может, всё-таки прогуляемся? — тихо предложил я, кивая в сторону двери.
Она замерла. А потом накинула пальто:
— Только без дурацких шуток, Сережа. Я уже не та дурочка.
— И не надо. Мне бы просто… узнать тебя заново.
И мы вышли. В тихий рязанский вечер, где, может быть, спустя десять лет, всё только начиналось.
