Вот что получилось:
Хлопнув по будильнику, как по тупому собеседнику, Лёша Рыбин поднялся с кровати и, шаркая босыми ногами, поплёлся на кухню. Что ждало его там, было неожиданностью даже для человека, видевшего за свою жизнь немало. За столом, закинув ножку на ножку, сидела Дашка. В кокетливом кружевном фартуке. Вернее, только в нём. От такого зрелища Лёша даже зажмурился.
— Пупсик, ты встал! — Дашка вспорхнула, как мотылёк, и повисла на его шее. — А я тебе завтрак приготовила!
— Правда? И что же? — спросил он, глядя на зелёное нечто.
— Как что, Лёшенька? Это же паровые брокколи!
Лёша привык завтракать яичницей, а не загадочными зелёными соцветиями.
— Может, майонезику добавим? — неуверенно предложил он, ощущая во рту вкус безвкусицы.
Но, увидев, как у Дашки сходятся брови, тут же отрекся:
— Конечно, любимая! Без майонеза — так без майонеза!
«За что мне такое счастье?» — думал он, заталкивая в себя завтрак. Правда, мысли его касались вовсе не брокколи, а той самой богини, восседавшей на кухонном табурете. «Эта фея!.. Сильфида!.. Моя личная Пери!..»
***
В первый раз Лёша увидел Дашку в театре, где работал осветителем уже лет двадцать. Однажды, наводя луч на сцену, он осветил её — тонкую, воздушную, почти неземную. И с тех пор покоя не знал.
Нет, Лёша Рыбин не был тем, кто готов бегать за каждой юбкой. Что, впрочем, странно для человека из театральной среды. В этом рассаднике страстей и интриг он заслужил репутацию порядочного работяги. Видимо, за это небеса и подарили ему Дашку.
***
Наспех побрившись, Лёша стал собираться на работу.
— Дорогая, может, погладишь мне рубашку? — робко спросил он.
Но «фея-Пери» была занята чем-то возвышенным.
— Пупсик, давай сам? — мурлыкнула она, не отрываясь от телефона.
— Ну, сам — так сам! — не стал спорить Лёша.
Не найдя утюга, он просто разгладил рубаху ладонями, слегка смоченными водой. Проблема решена! Схватив сумку, чмокнул Дашку, развалившуюся на диване, и рванул на работу.
Только в маршрутке Лёша осознал, что что-то не так. Осмотрев себя, он понял: в сумке не хватает завёрнутых в фольгу котлет или бутербродов. «Ладно, в столовой перекушу», — покорно подумал он.
***
«Пупсик, скинь пять тысяч. У меня педикюр!»
Прочитав сообщение, Лёша задумался. Он не знал, что педикюр — это так дорого. Однако, несмотря на урчащий живот, не хотел огорчать Дашку. «У Семёныча возьму до зарплаты», — решил он, нажимая «перевести».
Через полчаса пришло второе:
«Купи по дороге киноа и миндальное молоко! Чмоки!»
Из списка Лёша знал только слово «молоко». Он бродил по магазину, разглядывал полки. В конце концов, сдался и спросил продавщицу:
— Сколько киноа вам? — вежливо поинтересовалась она, несясь с пакетом миндального молока.
Лёша растерялся. Он не знал, сколько люди берут киноа. Но чтобы не ударить в грязь лицом, ответил:
— Два кило, пожалуйста!
Расплачиваясь, он с грустью подумал, что к Семёнычу идти всё-таки придётся. Лёша всегда одалживал друзьям, но сам никогда не занимал.
«Впервые — всегда впервые», — утешал он себя, таща домой сумку с диковинными продуктами.
Дашка встретила его в чём-то лёгком, благоухающем — от этого у Лёши сразу закружилась голова.
— Лёшенька, я так соскучилась! — щебетала она, пока он разгружал сумку.
— А что на ужин, радость? — спросил он, боясь, что урчание живота её разоблачит.
— А вот и ужин! — воскликнула Дашка, когда раздался звонок домофона. — Спустись, заплати курьеру и принеси!
«Что это может быть за такая лёгкая, но дорогая коробка?» — размышлял Лёша, поднимаясь по лестнице.
— Это что? — спросил он, увидев ряды загадочной еды, посыпанной зеленью.
— Лёшенька, ты что, не узнаёшь? Это же суши! — удивилась Дашка. — С тунцом, угрём и икрой! Есть их надо с васаби!
Суши Лёше не понравились. Но Дашка умяла почти всё. Дождавшись, когда она скрылась в спальне, он заглянул в холодильник — ни ложки борща.
***
Утром завтрака не было. Дашка спала.
— Пупсик, оставь семь тысяч! — пробормотала она. — У меня карбоновый пилинг.
Лёша хотел возмутиться, но не знал, что такое «карбоновый пилинг». «Вдруг это по медпоказаниям?» — подумал он.
— Конечно, дорогая! — сказал он, плеснув в кружку миндального молока.
В хлебнице был черствый хлеб. «Хоть бы колбаски», — вздохнул он, но колбасы не нашлось.
— Ты уже уходишь? — спросила Дашка, листая ленту.
— Да. А ты, радость, на работу?
Она оторвалась от телефона.
— Ты что, пупсик? Какая работа? Я теперь твоя жена! — сказала она. — Раньше приходилось трудиться, а теперь ты добытчик. Моя задача — вдохновлять, а твоя — приносить мамонта!
***
С работы Лёша вернулся злой, голодный и уставший. На кухне ждал одинокий киноа. В спальне Дашка наряжалась перед зеркалом.
— Мы идём тусоваться! — объявила она. — В клубе диджей из Бразилии!
— Даш, я устал, голоден… — взмолился Лёша.
Она медленно повернулась.
— Значит, так ты ко мне относишься? Запер в четырёх стенах? — начала она.
Опыт подсказал Лёше — бежать на кухню. Но Дашка не сдавалась.
— Что ты себе позволяешь?! — кричала она. — Я для тебя стараюсь, а ты?! На тебе твоё киноа!
Она швыЛёша ловил летящий в него пакет с киноа, осознавая, что его единственный шанс на счастье — спрятаться на даче у Семёныча, пока эта буря не уляжется.
