Ой, а кто это? удивилась Люся, переступив порог кухни подруги.
Под тусклым светом лампы, в углу у крошечной тумбочки, сидел лысоватый мужчина лет сорока, тихо нарезая укроп широким ножом Олиным.
Люся, это Толик. Толик, это Люся, пробормотала Оля, смущённо глядя на него, вот сахар, пошли.
Оля передала соседке металлическую банку, покрытую кристаллами сахара, и поспешно вывела её в коридор.
Очень приятно! крикнула Люся из за спины, пытаясь охватить взглядом «новенького».
Но и «новый» не вызывал восхищения. Никаких признаков, которые могли бы оправдать его стремительное появление в Олином фартуке с яркими пончиками, не было.
Толик, подожди, крикнула Оля, захлопнув дверь кухни.
В коридоре Люся схватилась за дверь сильным хватом:
Рассказывай!
Что рассказывать? попыталась отговориться Оля, давай, пошли.
Подруги вышли из квартиры, прошли через тесный тамбур и зашли в соседнюю двушкураспашонку.
В Люсиной квартире витал аромат корицы и диорских духов. Белоснежный пуфик у входа говорил о бережном отношении хозяйки к дому.
Не то, что у меня! с грустью думала Оля, вспоминая о незавершённых обоях в коридоре.
Рассказывай! настойчиво повторила Люся.
Она добавила сахар в миску с кремом, взяв венчик, и внимательно смотрела на Олю.
А что с твоим Родионом? попыталась сменить тему Оля.
На заседании, скоро не будет. Что?
Что, ну? Видела его на базаре, подбирала
Как? недоверчиво спросила Люся.
Смотрю, мужик с зеленью в руках, в приличном плаще, но выглядит заброшенным. Подошла, спросила цену за укроп. Он сказал, что может подарить. Я удивилась, а он добавил, что если к нему подойдёт женщина с «грустными глазами», он сразу всё отдаст. Он вырастил его сам.
И ты?
Взяла. Повернула уйти, но спросила, откуда он знает о моих «грустных» глазах. Они вовсе не грустные. Он молча посмотрел, потом взял мои сумки и пошёл рядом.
А ты? Люся, забыв венчик, почесала им вспученную челку.
Я молчала, думала, что делать, потом решила, что он явно неприкаянный мужчина, пусть будет. Познакомились.
Ну и дела! Ты реально привела с улицы мужчину к себе? Чтото ценное спрятала?
Люся! разгорелась Оля, он врачрентгенолог.
А ты его документы смотрела?
Слушай, ты же сама мне всё рассказывала про авокадо…
Какое авокадо? растерялась Люся.
И Оля вновь вспомнила тот вечер на этой кухне.
Авокадо раскрылось перед ней тонкими полосками, градиентом от зелёного к молочнооливковому у косточки.
Оля никогда не умела выбирать авокадо. В магазине она долго перебирала тёмные глянцевые плоды, ощупывала их, пытаясь угадать плотность мякоти. Откладывала одни, брала другие, минуты тянулись в вечность, а она всё пыталась почувствовать идеальный фрукт.
Иногда ей казалось, что она нашла его. Тогда радостно несла домой «ягоду», которая, как выяснилось, вовсе не овощ и не фрукт. На кухне она сразу брала нож и, трепетно, втыкала его в мякоть. Чаще же нож входил в авокадо, как в картошку, встречая сопротивление, и вкус получался не тот. Тогда Оля оставляла незрелый плод на столе, и через пару дней он «дозревал» и становился съедобным.
Но в тот раз на тарелке было именно то авокадо, которое купила Люся она удачнее выбирала. Оля взяла вилку, осторожно подцепила нежную мякоть и положила её на язык. Не нужно было жевать: достаточно было пропустить ломтик во рту, и уже через мгновение свежий вкус с тонким ореховым оттенком заполнил всё пространство.
Ты говорила, что авокадо нельзя выбрать по виду и на ощупь. Хороший плод надо почувствовать, пояснила Оля, возвращаясь из воспоминаний.
Как это связано с мужчинами?
У тебя всё всегда получалось, и с ними, и с авокадо Не то, что у меня, опустила голову Оля.
И что ты почувствовала в Толике? Люся, едва вспомнив имя «новенького», ещё раз удивилась его незаметности.
Было тихо рядом с ним, хотя вокруг базар и шум. Я подумала: может, и не важно, что он обычный?
Ну ладно. Идти, пока не скучает.
Люся быстро провела подругу к двери, отдав ей банку с сахаром, и прислушалась к щелчку соседской двери. Тихо.
Ну, ладно. А вдруг она вернулась к кухне и снова взялась за венчик, перемешивая крем.
Оля вошла в прихожую и увидела там Толика. Он всё так же стоял в её фартуке с пончиками, но теперь сидел на табурете и прижимал к стене лист обоев.
Прости, я нашёл его в кухне, когда искал банку для укропа, клей тоже там был, и подумал ничего? вдруг запаниковал он, шатаясь на скрипучем табурете.
Оля быстро прыгнула, схватила его незнакомые ноги, под тёмными джинсами показалось колено. Она ощупывала их, как авокадо под кожурой, и удивлённо говорила: «моё».
Толик стоял, не двигаясь, наверное, боясь отпустить лист обоев, который ещё держался к стене, или опасаясь спугнуть чтото важное.
Наконец он оторвал руки от стены и осторожно погладил её лёгкие волосы.
Ты любишь авокадо? внезапно спросила Оля, закрыв глаза.
Очень! честно признался Толик, хотя никогда его не пробовал.
И в тот момент их окружил тихий шорох тёплый лист обоев, ещё влажный от клея, опускался на них. Может, это и было счастье.
