Чтобы избежать позора, она согласилась жить с горбатым мужчиной… Но когда он прошептал свою просьбу ей на ухо, она присела…
— Васенька, это ты, родной?
— Да, мама, я! Прости, что так поздно…
Голос матери, дрожащий от тревоги и усталости, донесся из темного коридора. Она стояла в старом халате, с фонариком в руке — будто ждала его всю жизнь.
— Васечка, мое сердечко, где же ты шлялся до самой ночи? Небо уже черное, звезды горят, как глаза лесных зверей…
— Мамуля, мы с Димой занимались. Уроки, подготовка… Я просто потерял счет времени. Прости, что не предупредил. Ты ведь так плохо спишь…
— А может, ты к девушке ходил? — вдруг подозрительно прищурилась она. — Не влюбился случайно, а?
— Мам, ну что за глупости! — рассмеялся Вася, снимая ботинки. — Я не тот, кого девушки ждут у калитки. Да и кому я нужен — горбатый, с руками, как у обезьяны, да с головой, словно заросший бурьяном?
Но в ее глазах мелькнула боль. Она не сказала, что видит в нем не уродца, а сына, которого вырастила в нужде, в холоде, в одиночестве.
Вася и правда не был красавцем. Рост едва достигал метра шестидесяти, сгорбленный, с длинными, будто у павиана, руками, почти достающими до колен. Голова — огромная, с кудрями, торчащими, как одуванчики. В детстве его дразнили «обезьяной», «лешим», «чудом природы». Но он вырос — и стал больше, чем просто человек.
Они с матерью, Галиной Петровной, приехали в эту деревню, когда ему было десять. Сбежали из города — от нищеты, позора: отца посадили, мать бросила. Остались только вдвоем. Двое против всего мира.
— Не жилец твой Васька, — бурчала баба Таня, глядя на хилого паренька. — Провалится сквозь землю, и следа не останется.
Но Вася не провалился. Он вцепился в жизнь, как корень в камень. Рос, дышал, работал. А Галина — женщина с сердцем из стали и руками, изуродованными пекарней — пекла хлеб на всю деревню. По десять часов в день, год за годом, пока сама не сломалась.
Когда она слегла, больше не поднимаясь, Вася стал и сыном, и дочкой, и врачом, и нянькой. Он мыл пол, варил кашу, читал вслух старые журналы. А когда она умерла — тихо, как уходит ветер с поля — он стоял у гроба, стиснув кулаки, и молчал. Потому что слез у него уже не осталось.
Но люди не забыли. Соседи приносили еду, давали теплую одежду. А потом — неожиданно — к нему начали приходить. Сначала мальчишки, увлеченные радиотехникой. Вася работал в радузле — чинил приемники, настраивал антенны, паял провода. У него были золотые руки, хоть и неуклюжие на виду.
Потом стали заглядывать девушки. Сначала — просто посидеть, попить чай с вареньем. Потом — задерживаться. Смеяться. Разговаривать.
И однажды он заметил: одна из них — Арина — всегда уходит последней.
— Ты не спешишь? — спросил он, когда все уже разошлись.
— Мне некуда спешить, — тихо ответила она, глядя в пол. — Мачеха дома меня ненавидит. Трое братьев — грубые, злые. Отец пьет, а я для них — лишняя. Живу у подруги, но и там ненадолго… А у тебя — тихо. Спокойно. Здесь я не чувствую себя одна.
Вася посмотрел на нее — и впервые в жизни понял, что может быть нужен.
— Живи у меня, — просто сказал он. — Мамина комната пустая. Ты будешь хозяйкой. А я… я ничего не попрошу. Ни слова, ни взгляда. Просто будь здесь.
Люди заговорили. Шептались за спиной:
— Как так? Горбун и красавица? Это же смешно!
Но время шло. Арина убирала, варила суп, улыбалась. А Вася — работал, молчал, заботился.
И когда она родила сына, весь мир перевернулся.
— На кого он похож? — спрашивали в деревне. — На кого?
А мальчик, Денис, глядел на Васю и говорил: «Папа!»
И Вася, который никогда не думал, что станет батькой, вдруг почувствовал, как что-то теплое распускается в груди — будто маленькое солнце.
Он учил Дениса чинить розетки, ловить рыбу, читать по слогам. А Арина, глядя на них, говорила:
— Тебе стоит найти женщину, Вася. Ты ведь не один.
— Ты мне как сестра, — отвечал он. — Сначала тебя замуж выдам. За хорошего, доброго. А потом… посмотрим.
И такой человек нашелся. Молодой, из соседнего села. Честный. Трудолюбивый.
Сыграли вес
