Я не усыновила ребёнка из приюта. Я забрала чужую бабушку из дома престарелых — и ни капли не жалею.
Когда слышишь, что кто-то взял на воспитание сироту, многие одобряют, восхищаются, даже утирают слёзы умиления. Это благородно, правильно, трогательно. А если я скажу, что сделала нечто подобное, но совсем иное? Я не поехала в детдом — я отправилась в дом для стариков. И увела оттуда чужую бабушку. Не родную. Совсем незнакомую, брошенную всеми. И вы не представляете, сколько людей в ответ на это показали пальцем у виска.
— Ты спятила? Сама еле сводишь концы с концами, детей поднимаешь, а тут ещё и старуха на шее? — примерно так отреагировали все вокруг. Даже подруги не поддержали. Даже тётя Глаша с третьего этажа, с которой мы иногда пили чай во дворе, только хмыкнула и покачала головой.
Но я не стала слушать. Потому что знала — так надо.
Раньше нас было четверо: я, мои две дочки и мама. Жили душа в душу, заботились друг о друге. Но восемь месяцев назад мамы не стало. Это была потеря, от которой до сих пор болит внутри. Пустота в квартире, в душе, в привычках. Пустой диван, где она любила сидеть, тишина на кухне по утрам, где раньше звучал её смех… Мы остались втроём — и будто осиротели.
Шли месяцы. Боль притупилась, но чувство утраты не уходило. И однажды, проснувшись, я осознала: у нас с девчонками есть дом, есть тепло, есть любящие сердца. А где-то в это же время кто-то сидит один в четырёх стенах, никому не нужный. Почему бы не поделиться теплом с тем, кто в нём так нуждается?
Тётю Лиду я знала с детства. Это была мама моего школьного друга Витьки. Добрая, весёлая женщина, которая всегда угощала нас пирожками и смеялась звонко, как девчонка. Но с Витькой случилась беда — к тридцати годам он запил. Жёстко, беспробудно. Потом… потом он отнял у матери квартиру, продал, пропил всё, а сам сгинул. А Лида оказалась в доме престарелых.
Мы с дочками иногда навещали её. Привозили яблоки, пряники, домашние щи в банке. Она улыбалась, но в глазах её читалось что-то тяжёлое — одиночество и стыд. И тогда я поняла: не могу оставить её там. Мы поговорили дома. Старшая дочь сразу согласилась, а младшая, пятилетняя Маринка, радостно закричала: «У нас опять будет бабушка!»
Но вы бы видели, как разрыдалась Лида, когда я предложила ей переехать к нам. Она сжала мою руку и не могла остановить слёзы. А когда мы забирали её из дома престарелых, она была как ребёнок — с одним рюкзаком, дрожащими руками и такой благодарностью в глазах, что у меня ком в горле встал.
Теперь мы живём вместе уже три месяца. И знаете, я до сих пор удивляюсь, сколько в этой пожилой женщине энергии. Каждое утро она встаёт первой, печёт оладьи, варит кисель, наводит порядок. Она словно ожила. Мы с девчонками шутим, что бабушка Лида — наш вечный двигатель. Она играет с Маринкой, рассказывает сказки, вяжет носки, шьёт платья для кукол. Дом снова наполнен уютом.
Я не героиня, нет. Я не стремилась к подвигу. Просто я поняла: когда теряешь близкого, кажется, что никто его не заменит. Но это не так. Добро возвращается. И если в твоей жизни стало на одну бабушку меньше, может, стоит помочь той, которую все забыли?
Да, я не взяла ребёнка из приюта. Но я спасла бабушку от одиночества. И в этом, наверное, не меньше любви.
