ЧУЖАЯ КРОВЬ
Сперва Вадиму показалось, что мама просто поправилась. Но странно — только живот округлился, а всё остальное без изменений. Спрашивать было неловко, вдруг обидится. Отец молчал, лишь с нежностью поглядывал на маму, и Вадим сделал вид, что ничего не замечает.
Но вскоре живот стал явно больше. Однажды, проходя мимо родительской спальни, Вадим мельком увидел, как отец гладит мамин живот и что-то шепчет ей на ухо. А она улыбается, будто счастлива. От этой сцены стало не по себе, и он поспешил уйти.
«Мама беременна», — вдруг осенило его. Мысль не столько удивила, сколько ошеломила. Мама, конечно, выглядела моложе других мам его одноклассников, но беременность в её возрасте казалась чем-то неправильным. Откуда берутся дети, он знал, но представить своих родителей в таком контексте было странно. Всё-таки это не какие-то там люди, а его мама и папа.
— Пап, мама ждёт ребёнка? — как-то раз спросил он у отца.
С ним говорить об этом было проще.
— Да. Мечтает о дочке. Хотя, наверное, глупо спрашивать, кого бы ты хотел — брата или сестрёнку.
— Разве в её возрасте рожают?
— В каком это? Маме всего тридцать семь, а мне сорок два. Ты что, против?
— А меня кто-то спрашивал? — буркнул Вадим.
Отец пристально на него посмотрел.
— Надеюсь, ты уже достаточно взрослый, чтобы понять. Когда ты родился, мы жили в съёмной однушке. Я один работал, денег еле хватало. Решили не спешить со вторым. Потом умерла бабушка, оставила нам свою квартиру. Помнишь её?
Вадим пожал плечами.
— Сделали ремонт, переехали. Когда ты подрос, мама вышла на работу, стало легче. Дочку откладывали — «успеем». А потом просто не получалось. И вот, когда уже и надеяться перестали…
— Ладно, пусть будет дочка, раз мама хочет. Но будь аккуратнее в словах, не нервируй её. Если что-то беспокоит — говори мне. Договорились?
— Да понял я.
Потом выяснилось, что действительно будет девочка. В доме завелись розовые пинетки, крохотные платьица. Появилась кроватка. Мама часто отключалась, будто прислушивалась к себе, а отец тревожно спрашивал: «Всё в порядке?»
Лично ему этот ребёнок был безразличен. Сестра? Ну и что. Его волновала только Катя Соколова. Пусть рожают, если хотят. Может, хоть отстанут от него.
— А это опасно? Рожать в её возрасте? — поинтересовался он.
— Риск есть всегда. Конечно, маме тяжелее, чем когда она носила тебя. Тогда на тринадцать лет моложе была. Но мы же не в тайге живём — клиники, врачи… Всё будет хорошо.
— А когда?
— Через два месяца.
Но мама родила раньше. Вадим проснулся от шума — стоны, беготня. В родительской мама сидела на кровати, качалась, как маятник, а отец метался по комнате, собирая вещи.
— Документы не забудь, — прошептала мама.
— Мам… — Вадим тут же протрезвел.
— Прости, разбудили. Где же скорая?! — отец нервно посмотрел на часы.
В дверь позвонили. Пришли врачи, засыпали маму вопросами: «Как давно схватки? Воды отошли?» Вадима будто не замечали, и он ретировался.
Когда он вернулся одетым, родители уже выходили. Мама — в халате, лицо осунулось от боли. Отец на ходу бросил:
— Приберись тут. Я скоро.
Вадим ещё минуту стоял, глядя на закрытую дверь, потом посмотрел на часы. До подъёма — два часа.
Отец вернулся, когда Вадим собирался в школу.
— Ну что, родила?
— Нет ещё. Меня не пустили. Чаю налей.
Отец позвонил на последнем уроке.
— Можно выйти?
— Приспичило? — учительница подняла бровь.
— У него мать в роддоме, — крикнул Смирнов, и класс захихикал.
— Иди.
— Ну что, пап?
— Девочка! Три кило сто! — голос отца дрожал.
— Всё хорошо, девочка, — машинально сказал Вадим, возвращаясь в класс.
— Теперь Семёнов будет пелёнки менять! — Смирнов снова ржал, и класс подхватил.
Катя догнала его после уроков.
— Сколько маме-то?
— Тридцать семь.
— Я рада за тебя. Сестра — это здорово. А я одна…
И вдруг он почувствовал: да, это правда здорово.
Через три дня маму выписали.
— Красавица! — отец не отрывал глаз от дочки.
Вадим не видел ничего красивого — сморщенный комочек, красное личико. Его идеалом была Катя. Потом сестра раскрыла ротик и завопила. Мама прижала её к груди: «Тш-ш-ш…»
— Как назовём? — спросил отец.
— Василисой, — сказала мама.
— Васькой дразнить будут, — буркнул Вадим.
— Тогда Лизой, в честь бабушки.
Теперь всё крутилось вокруг Лизоньки. Вадима просили то в магазин сбегать, то бельё развесить. Он помогал без возражений.
Но когда мама велела погулять с коляской, взбунтовался:
— Не пойду! Ребята увидят — засмеют!
— Она уже одета, вспотеет. Да и ты теплее наденься, простудишься — заразишь её.
Он кружил по двору, когда появилась Катя. Раньше бы прошла мимо, а тут подошла:
— Лиза! Какая прелесть! — и пошла рядом. Соседи улыбались, а Вадим готов был провалиться сквозь землю.
Но Лиза заболела. Ночью поднялась температура. К утру стало хуже. «Скорая» увезла их.
Никто его не винил, но Вадим чувствовал себя виноватым. Из комнаты не выходил.
— Задали нам жару, — хрипло сказал отец, заглянув к нему.
— Она… поправится?
— Конечно. Сейчас лекарства хорошие…
Но Лиза не поправилась.
— Её больше нет, — отец закрыл лицо руками.
Вадим остолбенел. Потом бросился к нему, и они рыдали вместе.
Ему хотелось исчезнуть. Пусть бы он умер вместо неё.
Мама вернулась из больницы тенью. В квартире воцарилась тишина, хотя за окном светило солнце.
Прошёл месяц.
— Пока дороги не развезло, отвезём вещи на дачу, — сказал отец. — Мама у тёти Веры.
За городом ещё лежал снег. Вадим вдруг подумал: Лиза никогда не увидит весны
