В тесной московской квартире стояла душная жара, и она подпиралась к окну. На улице уже спал летний зной, лишь лёгкий ветерок шептал сквозьюк.
Наверное, мне действительно душно, прошептала она себе.
Горло сжалось, дыхание прерывалось. Это чувство ей было знакомо не впервые. Оно уже не пугало: смесь слабости, пустоты и безразличия, будто ноги готовились подкашиваться, а сознание будто бы выключалось одним нажатием.
Она бросилась на кровать и почти мгновенно погрузилась в сон.
Сначала в голове роились обрывки голосов, шаги по чужой лестнице, свет фонаря в тумане Потом всё очистилось. Она превратилась в птицу с огромными белыми крыльями, лёгкими и острыми, словно свежий вдох после долгой тишины. Порхая, она вспорхнула над ночным Москвой, где огни дрожали, как рассыпанные звёздочки, превращая город в море маленьких миров.
Город был ей незнаком, но казался давно родным. Высокие контуры домов тянулись к небу, будто желая коснуться звёзд. Между ними мосты, узкие улочки, аромат свободы, который нельзя объяснить, а только прочувствовать. Здесь было легко. Здесь она вдруг вспомнила, какой может быть её истинной: не уставшей, не нуждающейся в одобрении, не сжатой внутри а живой.
Свободной.
Она кружила над крышами, проскакивала между балконами, ласкала крылом прохладный воздух, и казалось, так будет вечно. Но чтото потянуло её вниз, как невидимое воспоминание.
Нужно прилечь, услышала она собственный голос, звучащий издалека.
Мир задрожал, свет распался. И она начала падать мягко, словно перо, возвращаясь в ту самую душную комнату, где всё начиналось.
Глаза открылись резко, будто ктото позвал её по имени. Комната встретила тем же знойным воздухом, но теперь он казался холоднее, словно часть её осталась в том светящемся городе, где дрожали тени и крыла.
Она медленно села на кровать. Тишина висела, почти осязаемая, как пластина, застрявшая на одной ноте. Мир вокруг выглядел привычным, но чужим, будто стены слегка сдвинулись, пока она спала.
Ладонь скользнула по груди туда, где в сне билось её сердцекрыло. Пальцы коснулись лишь ткани футболки.
Странно я же почти летела, пробормотала она. Но образ сна уже таял, как мокрый снег на ладонях. Оставалось лишь ощущение лёгкого движения воздуха внутри, почти незаметное, но реальное.
И вдруг она поняла: этот сон был не о полёте и не о городе, который нельзя назвать вслух. Он говорил о том, что ей всё тяжелеет на земле, где каждый шаг словно долг. О том, что ей давно нужно другое небо. О том, что крылья не фантазия, а древняя, почти забытая память.
Задержав дыхание, чтобы не спугнуть чувство, она прошептала в полутьму:
Если когданибудь решусь я вернусь туда. Я взлечу понастоящему.
Но в тот же миг чтото внутри шепнуло ей:
Ты уже начала.
Она стояла у окна долго, пока ночь постепенно уступала место рассвету. Тени становились тоньше, небо светлело, и казалось, мир делает глубокий вдох перед тем, как вновь погрузиться в суету.
Внутри её чтото уже изменилось. Невидимо, тихо, но навсегда. Она смотрела на горизонт, где тонкая полоса света делила мир на «до» и «после». И в тот миг поняла, что больше не боится ни своей слабости, ни пустоты, ни безразличной усталости, что часто накрывала её, как волна.
Эти крылья не были лишь сном. Они были частью её самой.
Она закрыла глаза, положив ладонь на грудь, где сердце стучало, как тихое подтверждение её мысли. Не громко, не торжественно, но уверенно.
Хватит жить чужими ожиданиями. Хватит терпеть. Хватит ждать, пока ктото даст мне право быть собой, прошептала она.
В тот момент внутри расправилось нечто глубже крыльев душа, долго сидевшая на корточках в темноте, наконец встала во весь рост.
Открыв глаза, она увидела бледнорозовое утреннее небо, первое солнце ласкало её лицо. Шагнув назад от окна, она почувствовала, как под ней дрогнула земля, или, может, мир.
Неважно. Главное она больше не падает.
Глубокий вдох, первый понастоящему свободный за многие месяцы, наполнил лёгкие. Она произнесла вслух, чётко и спокойно, как клятву:
Я поднимусь. Сама. До тех высот, о которых мечтаю.
И ни одна душная квартира больше не станет её клеткой.
Она развернулась, и её шаг был лёгок, почти воздушен. Не потому что она спешила, а потому что человек, нашедший свои крылья, уже никогда не будет прежним.
