Дождь стучал по крыше деревенского домика, когда Мария Ивановна услышала робкий стук в дверь. Она отложила вязание носков и прислушалась. Стук повторился — несмелый, будто извиняющийся.
“Кто там?” — крикнула она, шагая к двери.
“Пожалуйста, откройте…” — донесся дрожащий голос. — “Я заблудилась…”
Мария Ивановна приоткрыла дверь на цепочку. На пороге стояла худенькая девушка, промокшая как цыпленок. Русые волосы липли к лицу, а джинсовая куртка пропускала воду насквозь. В руках она сжимала потрепанный рюкзак.
“Батюшки! Да ты же вся мокрая!” — Мария Ивановна отстегнула цепочку. — “Заходи скорее, а то простудишься!”
“Спасибо огромное…” — девушка переступила порог, оставляя мокрые следы. — “Я Настенька. Шла по дороге, а она куда-то в поля убежала… Телефон сел, я совсем потерялась…”
“Давай-ка раздевайся быстрее!” — засуетилась хозяйка. — “Вода с тебя прямо ручьем! Ну кто же в такую погоду одну по глуши шляется?”
Настя потупила глаза.
“Поссорилась с… с парнем. Он меня из машины высадил, сказал — иди пешком. А я и не знала, что тут до города три часа ходу…”
“Вот подлец!” — возмутилась Мария Ивановна. — “Девушку в чистом поле бросить! Иди на кухню, чайник поставлю. Вижу же — дрожишь вся.”
Настя прошла в уютную кухню с кривым линолеумом. Хозяйка включила чайник, достала из шкафа застиранный халат.
“Вот, переоденься. Одежду на батарею, к утру подсохнет. А ты откуда будешь?”
“Из Подмосковья…” — неуверенно ответила Настя, кутаясь в халат. — “Работаю в городе, бухгалтером.”
“Ну и нравы пошли!” — покачала головой старушка. — “В наше время парни совесть имели, никогда бы девушку так не обидели. А теперь…”
Мария Ивановна зашуршала у плиты. Достала яйца, сало, быстренько зашкварила яичницу. Нарезала хлеб, выставила соленые огурцы из погреба.
“Жри, не стесняйся,” — поставила тарелку перед гостьей. — “Видно же, что голодная как волк. Когда последний раз ела?”
“Утром бутерброд…” — призналась Настя, жадно набрасываясь на еду. — “Весь день ругались, ни крошки во рту не было…”
“А из-за чего сыр-бор загорелся?”
Девушка замялась.
“Хотел, чтобы я к нему переехала… А у меня работа, планы. Не готова я еще в быт окунаться. Вот он и взбеленился…”
“Правильно, что не спешишь!” — одобрительно хлопнула Мария Ивановна. — “Я вот в твои годы за первого встречного замуж рванула. Думала — любовь все стерпит. Да как же! Через год с ребенком на руках осталась…”
“У вас есть дети?” — оживилась Настя.
“Был сынок…” — лицо старушки потемнело. — “Взрослый уже, своя семья. Только мы с ним… как чужие. Раз в год на именины звонит…”
Она налила чай, задумчиво размешала две ложки сахара.
“А вы тут одна живете?” — осторожно спросила Настя.
“Одна. Дачу покойный муж строил, второй. Хороший мужик был, царство ему небесное. Теперь только летом наезжаю, да и то редко. В городе хата есть, там зиму пережидаю…”
Настя кивнула, доедая яичницу. Дождь за окном стих, но уже сгущались сумерки.
“Слушай, ласточка,” — сказала Мария Ивановна, — “ночуй у меня. Утром до автобуса провожу. Сейчас в темноте и слякоть — никуда не уйдешь.”
“Вы уверены? Не хочу стеснять…”
“Да брось! Какое стеснение! Рада компании. Диван в зале раскладной, постель чистая. Чувствуй себя как дома.”
Вечером они разговаривали до полуночи. Настя рассказывала о работе в конторе, о том, как тяжело снимать квартиру в городе. Мария Ивановна вспоминала молодость, жаловалась на одиночество.
“Подружки все разъехались — кто помер, кто к детям подался,” — вздыхала она. — “Соседи по даче — одни старики, все на лекарствах. Скучно одной, как в танке…”
“А почему с сыном не ладите?” — робко спросила Настя.
Лицо хозяйки потемнело.
“Невестка не любит меня. Говорит, что я в их дела лезу. А разве я не имею права знать, как внуки? Теперь даже на Новый год не зовут…”
Наутро выглянуло солнце. Мария Ивановна собрала Насте бутерброды в дорогу, довела до автобусной остановки.
“Спасибо вам огромное!” — девушка искренне благодарила. — “Вы меня буквально спасли!”
“Да ладно тебе! Приезжай еще, если захочешь. Адрес запиши.”
Настя сохранила адрес в телефоне, помахала рукой из автобусного окна.
Прошло несколько недель. Мария Ивановна уже забыла о нежданной гостье, когда снова услышала знакомый стук.
“Настенька!” — обрадовалась она, распахивая дверь. — “Как дела, родная? Заходи!”
“Можно у вас переночевать?” — виновато попросила девушка. — “В городе квартиру залили, жить негде. Хозяйка сказала — ищите родственников, а у меня их…”
“Конечно, можно! Жди сколько нужно. Мне только веселее.”
Настя поселилась в маленькой комнатке наверху. Помогала по хозяйству, варила борщ, полола грядки. Мария Ивановна была в восторге.
“Лучше родной дочери!” — хвасталась соседке тете Шуре. — “И варит замечательно, и по дому все успевает. Вот бы мне такую невестку…”
Дни текли мирно. Настя уезжала на работу, вечером возвращалась. Они ужинали, смотрели “Поле чудес”, спорили о политике.
“Знаешь что, Настюша,” — сказала как-то Мария Ивановна, — “я завещание хочу написать. Квартиру сыну оставлю, а дачу… Может, тебе? Все равно никому не нужна, а ты тут как рыба в воде.”
Настя смутилась.
“Что вы, Мария Ивановна! Рано еще о таком думать. Да и несправедливо это. У вас же родня есть…”
“Родня-то есть, да чужая стала. А ты мне как дочь.”
Время шло. Настя прижилась в доме, будто всегдаОднажды, вернувшись с рынка, Мария Ивановна застала пустую комнату Насти, раскрытую тумбочку с пропавшим завещанием и громкий смех невестки из кухни: “Ну что, свекровушка, теперь вся дача наша, а твоя голубка оказалась обычной корыстной дрянью”.
