15 февраля, сибирская зима. Дневник.
Дедушка, смотри! крикнула внучка Злата, прижавшись к окну. Собака!
За калиткой металась бездомная дворняга, чёрная, грязная, с торчащими ребрами.
Опять эта шавка, прошмыгнул я, натягивая валенки. Третий день крутится. Иди-иди отсюда!
Взмахнул палкой. Пёс отскочил, но не убежал. Сел в пяти метрах от меня и просто смотрел.
Дедушка, не гони её! схватила меня Злата за рукав. Может, голодна и замёрзла!
Меня о своих делах хватает! отмахнулся я. Ещё блох принесёт, заразу какуюто. Марш!
Собака подпёр хвост и отступила. Как только я прошёл за дверь, она вернулась к калитке.
Злата живёт со мной уже полгода, с тех пор как её родители погибли в Карпатах. Я принял её к себе, хотя никогда особо с детьми не ладил. Тишина и порядок стали моими единственными спутниками.
А теперь в доме девчонка, которая каждую ночь спрашивает: «Дедушка, а когда вернутся мама и папа?» Как объяснить, что они уже не вернутся? Я лишь клюю и отвергаю её вопросы. Нам обоим тяжело ей и мне. Но куда бежать?
После обеда, пока я дремал перед старым «Электронным» телевизором, Злата тихо выскользнула во двор, таща миску с остатками супа.
Иди сюда, Шарка, шептала она. Я так её назвала. Красивое имя, правда?
Пёсик подполз, осторожно высосал тарелку до последней крошки, затем лёг, положив морду на лапы, и смотрел на меня с благодарностью.
Ты хорошая, погладила её Злата. Очень хорошая.
С того дня Шарка не покидала двор. Сидела у калитки, провожала внучку в школу, встречала её обратно. А когда я выходил на улицу, слышал по всей округе:
Опять ты! Сколько можно?!
Но Шарка уже знала: человек может лаять, но не кусать.
Сосед Семён Николаевич, куря у забора, наблюдал за этим спектаклем и сказал:
Паша, зря её гонишь.
Что ты! Мне собака нужна, как зубная боль!
Может, задумчиво продолжил Семён, Бог её тебе не зря послал?
Я лишь фыркнул в ответ.
Неделя прошла. Шарка всё стояла у калитки в любую погоду, в любой мороз. Злата тайком подкармливала её, а я делал вид, будто ничего не замечаю.
Дед, можно Шарку в сени пустить? жалобно спросила внучка за ужином. Там теплее будет.
Нет и ещё раз нет! ударил я кулаком по столу. В доме место животным нет!
Но она же
Никаких «но»! Хватит твоих капризов!
Злата надуло губы и молчала. Ночью я не мог заснуть. Утром выглянул в окно: Шарка свернулась калачиком прямо на снегу. «Сдохнет скоро», подумал я. И вдруг стало тяжело на душе.
В субботу Злата пошла на пруд кататься на коньках. Шарка, как обычно, шёл за ней. Девочка смеялась, крутилась, а пес сидел на берегу и наблюдал.
Смотри, как я умею! крикнула она и бросилась к центру льда.
Лёд под ней треснул, и Злата провалилась в чёрную, ледяную воду. Она билась, кричала, но шум волн заглушал её крик.
Шарка замерла на секунду, потом бросилась к дому.
Я колол дрова, услышал лай. Оборотился собака бросилась ко мне, схватила меня за штанины и тянет к калитке.
Ты чего, сумасшедшая? не понял я.
Но Шарка не отступала, хватала меня за одежду, глаза её полны тревоги.
Тогда я крикнул:
Лилька!
И бросился за собакой. Шарка мчалась вперёд, оглядываясь, ищет меня. Я увидел чёрную полынью, услышал слабый всплеск.
Держись! крикнул я, хватаючи длинную жердь. Держись, внучка!
Я полз по трескучему льду, держал Злату за куртку, тянул к берегу. Шарка всё время рядом, лаяла, подбадривала.
Когда вытащили её, кожа была синяя, я растирал её снегом, подгонял холодный воздух, молился всем святым.
Дедушка, шепнула наконец Злата. Шарка, где Шарка?
Пёс сидел рядом, дрожа от холода и страха.
Здесь, хрипло ответил я. Здесь.
После этого случая я стал тихо относиться к Шарке, но в дом её всё равно не пускал.
Дед, почему? не умолкала внучка. Она же меня спасла!
Спасла, спасла. А места для неё у нас нет.
Почему?
Потому что так заведено! рычал я.
Я злился на себя, не понимая, зачем продолжаю отталкивать то, что спасло мою внучку.
Семён приходил попить чаю, сидел со мной, курил. Я вспоминал произошедшее.
Слыхал, что случилось? спросил сосед.
Слыхал, ответил я.
Хорошая собака, умная.
Бывает.
Её надо бы беречь.
Я пожал плечами:
Берегём. Не гоним.
Да уж не гонишь. А где она ночует?
На улице. Собака она или не собака?
Семён покачал головой:
Странный ты, Паша. Жизнь внучке спасла, а ты неблагодарность.
Я ничего не должен этой псине! вспылил я. Кормим, не бьем и хватит!
Должен не должен, а почеловечески как?
Почеловечески любить людей, а не шавок!
Февраль был злобным. Метели шли одна за другой, будто зима хотела доказать, кто хозяин. Я расчищал дорожки, а утром всё снова покрывалось сугробами по пояс.
Шарка всё сидела у калитки, худела, шерсть свалялась, глаза потухли, но не уходила.
Дедушка, просила Злата, потягивая рукав, посмотри на неё. Она же почти мертва.
Сама выбрала здесь сидеть, отмахивался я. Никто её не заставлял.
Но она же
Хватит! рычал я. Сколько можно об одном и том же? Надоела уже эта собака!
Злата обиделась и замолчала. Вечером, когда я читал газету, она тихо сказала:
А сегодня Шарки не было.
И что? не оторвав глаз от листа, пробурчал я.
Целый день не видно. Может, заболела?
Может, ушла наконец. Туда ей и дорога.
Дедушка! Как ты можешь так говорить?
Как надо? отложил газету, посмотрел на неё. Она не наша! Чужая! Мы ей ничего не обязаны!
Обязаны, прошептала Злата. Она меня спасла, а мы даже места тёплого не дали.
Места нет! ударил я кулаком. Дом не зоопарк!
Злата всхлипнула и убежала в свою комнату. Я остался за столом, а газета уже не читалась.
Ночью разыгралась метель, дом качалcя, ветер выл в трубах, стекла дребезжали, снег стучал по окнам. Я ворочался в постели, не мог заснуть.
«Собачья погода», думал я, ругая себя: «Какая мне разница? Не моё дело!»
Но разница была, и я это знал.
К утру ветер стих. Я встал, заварил чай, выглянул в окно. Двор оказался покрыт сугробами до самых крыш. Дорожки исчезли, скамейка стояла одиноко. У калитки в сугробе чтото чернело.
«Наверное, мусор», подумал я, но сердце сжалось.
Надел телогрейку, валенки и пошёл во двор. Снег был глубоким, колотился по колено. Я дошёл до калитки и замер. В сугробе лежала Шарка, почти полностью покрытая снегом, виднелись только уши и кончик хвоста.
«Сдохла», прошептал я, но когда смахнул снег, увидел, что она еле дышит, глаза закрыты.
«Эх ты», пробормотал я. «Чёрт бы её не взял».
Шарка дрогнула от голоса, попыталась поднять голову, но сил не хватало.
Я поднял её на руки, чувствуя, как кости хрустят, но шерсть ещё теплая.
«Держись», бормотал я, неся её к дому. Внутри положил её на старое одеяло у печки.
Дедушка? в дверях появилась Злата в пижаме. Что случилось?
Замёрзла, пробормотал я. Пусть отогреется.
Злата бросилась к Шарке, налила ей молока в миску и помогла согреться. Я сидел на корточках, гладил её голову и думал: «Что же я за человек? Довёл до полусмерти, а она всё ещё рядом, верит в меня».
Шарка приоткрыла глаза, посмотрела на меня с благодарностью, и я почувствовал, как в груди защемило горло.
К обеду Шарка уже сидела, к вечеру шла по кухне на дрожащих лапах. Я иногда поглядывал на неё и проборматывал:
Пока временно! Окрепнешь и на улицу!
Но Злата лишь улыбалась, видя, как я тайком подкладываю ей лучшие куски мяса, укрываю её тёплее, глажу, пока никто не смотрит.
Не выгонит, знала она. Больше не выгонит.
Утром я проснулся рано, увидел Шарку у печки, внимательно наблюдающую за мной.
Ну что, ожила? пробурчал я, натягивая штаны.
Собака слегка махнула хвостом, словно проверяя, не прогонят ли её опять.
После завтрака я вышел во двор, прошёл вдоль забора, покурил, посмотрел на старую будку у сарая, где никого не было десять лет.
Лиль! крикнул я в дом. Иди сюда!
Злата выбежала, а Шарка шла позади, держась ближе к ней, но уже не смотрела на меня.
Смотри, указал я на будку. Крыша прошла, стены гнилые. Надо бы починить.
Зачем, дед? спросила Злата.
А как зачем? буркнул я. Пустует без дела, всё в беспорядке.
Я принёс доски, молоток, гвозди и начал ремонтировать крышу, ругаясь, что гвоздь не держится, доска не того размера. Шарка сидела рядом, наблюдая, как я стараюсь.
К обеду будка засияла новой крышей. Я постелил в ней старое одеяло, поставил миски для воды и еды.
Готово, сказал я, оттирая пот.
Дедушка, тихо спросила Злата, это для Шарки?
А для кого еще? прошипел я. В доме ей места нет, а на улице жить надо «почеловечески», то есть «пособачьи».
Злата бросилась меня обнимать.
Спасибо, дедушка! Спасибо!
Ладно, ладно, отмахнулся я. Не распускай нюни. И помни это временно, пока не найдём ей хозяев.
Но я знал, что никого не будет; Шарка теперь нужна лишь нам.
Семён подошёл, посмотрел на новую будку, на собаку, на счастливую Злату и ухмыльнулся:
Видишь, Паша, я говорил не зря Бог её послал.
Оставь свой Бог, буркнул я. Просто жалко стало.
Конечно, жалко, кивнул он. Сердце у тебя доброе, только скрываешь его глубоко.
Я посмотрел, как Шарка обнюхивает новое жилище, как Злата гладит её по голове, и понял: теперь мы семья. Неполная, странная, но всё же семья.
Ладно, Шарка, прошептал я. Это теперь и твой дом.
Она посмотрела на меня долгим взглядом и легла у будки, словно желая быть рядом с теми, кто её принял.
**Урок, который я вынес:** даже самое жёсткое сердце может растопить лед, если увидеть в чужой боли собственную. Нужно давать шанс тем, кто нуждается в помощи, а не закрывать двери от их просьб.
