Делаю, что хочу: не нравится – уходи!

— Что хочу, то и делаю! Моя квартира тоже! Не нравится — вали отсюда! — прошипел Игорь, сверля мать взглядом.

Галина вышла из подъезда, слезы застилали глаза. Добрела до скамейки у песочницы, тяжело опустилась. Кутаясь в потрёпанный плащ, дрожала. Хоть и середина июня, но ночи в Екатеринбурге выдавались холодными. Обещанного тепла, как всегда, не дождались.

Она съёжилась, спрятала ладони в карманы. Посижу немного, но куда потом? Где ночевать? Дожила… Сын выгнал. Всхлипнула. Всю жизнь здесь прожила — из этого дома шла под венец, сюда же принесла новорождённого Игорька. А теперь…

***

— Мам, мы классом едем на майские в Москву! — Игорь с порога швырнул рюкзак, ворвался на кухню.

Галина чистила картошку, спина напряглась. Он сразу понял — поездка под вопросом. Но попробовал ещё раз:

— Мам, дашь денег? — перекрикивал шум воды.

— Сколько? — она не обернулась.

— Билеты, хостел, на еду, музеи… — отбарабанил заученное.

— Конкретно сколько?! — картофелина со звоном плюхнулась в кастрюлю, брызги обожгли щёки.

Галина швырнула нож в раковину, резко повернулась.

— Понял. — Игорь потупился, побрёл в комнату.

— Денег нет! Сама их не печатаю! Осенью тебе кроссовки нужны, куртка мала, — её голос догнал его у двери, толкнул в спину.

Он захлопнулся, но слова матери пробивались сквозь дверь:

— Все поедут, а я — нет… — Игорь сжал кулаки. — Я тоже хочу в Москву! — голос дрогнул, сорвался.

Из кухни донеслось:

— Наездишься! Вырастешь — хоть в Турцию лети!

Он глотал ком в горле.

— А у отца спроси! Он тебе даже на день рождения дешёвку вручал! Алименты — копейки! — неслось из-за двери.

Игорь втолкнул наушники, но её крики всё равно рвали барабанные перепонки. Кулаком смахнул предательскую слезу. Вспомнил: когда отец уходил, сказал — «если что, звони». Вот оно — «что». Но телефона нет.

Приоткрыл дверь. Мать гремела кастрюлями. Он проскользнул в прихожую, натянул кроссовки, выскользнул из квартиры. Лестницу перебежал в два прыжка — к соседу Витьке. Тот дома, есть стационарный.

Витька обрадовался:

— Звони!

Трубка дрожала в руке. Гудки. Сердце стучало в висках.

— Пап?..

— Кто это? — холодный голос.

Игорь встретился глазами с недоумённым Витькой, отвернулся:

— Это я… Игорь…

— Какой Игорь?

— Пап?! — в трубке — короткие гудки.

Он опустил трубку.

— Чё такое? — Витька ёрзал рядом.

— В Москву не еду. Мать скупится, отец… — голос сел.

— Давай я попрошу у родителей! В долг дадут!

— Нет. Влетит тебе. Ладно… — Игорь вышел, хлопнув дверью.

Когда-то мама целовала его в макушку, называла «зайкой», покупала машинки просто так. А потом… Отец ушёл, и она очерствела. Кричала, шлёпала, подзатыльники сыпались как из рога изобилия. Ни одного тёплого слова — только злость.

«Не просил меня рожать… Родился бы у Витькиных — жил бы как сыр в масле…»

К четырнадцати он научился не слышать её криков. Уходил, бродил по дворам, глушил музыку в наушниках. Потом были девчонки — целовал, бросал, если отказывали. Домой — только ночевать. Лёжа в темноте, шептал проклятия судьбе, матери, отцу…

В старших классах попробовал всё — сигареты, самогон, травку. Но денег не хватало, зависимость не зацепилась.

Как-то вернулся под утро. Мать встретила в прихожей, замахнулась. Он перехватил её руку, сжал до хруста:

— Не смей! — толкнул, дверь хлопнула так, что штукатурка посыпалась. В её глазах — страх.

Больше она не поднимала на него руку.

После школы — армия. Даже обрадовался. Письма матери читал по десять раз, хоть они и были сухими: «Береги себя. Мама».

Вернулся — она всплакнула, обняла. Но скоро всё вернулось на круги своя. Он гулял, она орала.

Как-то привёл рыжую девчонку с пирсингом в брови:

— Моя невеста. Будет жить у нас.

Мать закрыла рот. Они легли в его комнате, но он даже не прикоснулся к девчонке. ЗнаУтром девушка ушла, а мать, стиснув зубы, прошептала: “Хоть бы не спился, как отец…” — но Игорь, стоявший у окна, услышал и впервые за долгие годы почувствовал, как что-то внутри него надломилось.

Rate article
Делаю, что хочу: не нравится – уходи!