Делаю, что хочу! Не нравится – уходи!

— Что хочу, то и делаю. Это моя квартира. Не нравится — вали отсюда! — рявкнул Алексей, сверкнув глазами на мать.

Людмила вышла из подъезда. Слёзы застилали взгляд. Добрела до детской площадки, опустилась на скамейку, будто под грузом лет. Кутаясь в плащ, съёжилась от прохлады. Июнь, а ночи — будто сентябрь. Где обещанное тепло?

Она сунула руки в карманы. Посижу, пока не продрогну совсем… А дальше? Куда? Дожить до старости, чтобы родной сын выставил за порог. Всхлипнула. В этом доме — вся её жизнь: и свадьба, и вот он, Алёшка, новорождённый, в пелёнках… Сын…

***

— Мам, мы классом на майские в Москву едем! — Алёша влетел в квартиру, швырнул рюкзак.

— Мам, ты слышишь? — Он замер на кухне, глядя на её спину: мама чистила картошку, и по её плечам он понял — поездка под вопросом. Всё же попробовал:

— Мам, дашь денег? — перекрывая шум воды.

— Сколько? — не оборачиваясь.

— Билеты, гостиница, музеи, еда… — отбарабанил заученное.

— Сколько? — резче, картофелина — в кастрюлю, брызги на платье.

Людмила швырнула нож в раковину, развернулась.

— Понятно. — Алёша потупился, поплёлся в комнату.

— Деньги с неба не сыплются. Осенью ботинки новые нужны, весной еле доносил. Куртка мала… — голос матери догнал его у двери, толкнул в спину.

Алёша захлопнулся, но слова пробивались сквозь дверь:

— Все поедут, а я — нет… — прошипел он, потом громче: — Я тоже хочу в Москву! — Голос дрогнул.

Мать будто ответила:

— Наездишься. Вырастешь — хоть в Турцию лети! — донёсся крик с кухни.

Алёша сглотнул ком в горле.

— А у отца спроси! Он тебе даже на день рождения — дешёвые машинки. Алименты — гроши! На них не разгуляешься!.. — неслось из кухни.

Алёша впихнул в уши наушники, но голос матери буравил и сквозь них. Вытер кулаком глаза. Вспомнил: отец, уходя, сказал — «если что, звони». Вот оно — «что». Но телефона нет…

Тихо приоткрыл дверь. Мать гремела посудой, бормоча что-то. Алёша — на цыпочках в прихожую, кроссовки — на быструю руку, дверь — без щелчка. Вниз по лестнице, к соседу — к Витьке Соколову. У них — домашний.

Витька обрадовался гостю.

— Мне позвонить надо, — Алёша схватил трубку, набрал номер. Гудки. Хотел бросить — вдруг:

— Пап, это я! — выпалил он.

— Кто? — холодно.

Алёша встретился взглядом с недоумённым Витькой. Отвернулся.

— Алёша…

— Какой Алёша?

— Пап?! — в трубке — короткие гудки.

Алёша положил трубку, глаза — на мокром месте.

— Чё такое? — Витька нахмурился.

— В Москву не еду. У матери — нет, отец — гонит… — мрачно.

— Давай я у родителей стрельну. В долг дадут, — Витька хлопнул его по плечу.

— Не. Тебе влетит. Ладно, я пошёл…

***

В детстве мама называла его «зайчонком», «лапочкой», покупала игрушки просто так. А потом… Отец ушёл, и она стала злой. Кричала, шлёпала, подзатыльники сыпались как из рога изобилия.

«Не просил меня рожать. Повезло бы — родился бы у Витькиных…» — Алёша шагал домой, пиная камешки.

К 14 годам он научился не слышать криков. Улица, музыка в наушниках — на всю громкость. Потом — девчонки. Если не целовалась — бросал, как мечтал бросить мать. Домой — только спать. Лёжа в темноте, проклинал всех: мать, отца, судьбу…

Учёба — кое-как, но иногда вытягивал на четвёрки. Сигареты, водка, травка — попробовал, но денег не хватило, чтобы втянуться.

Как-то вернулся в час ночи. Мать — в прихожей, с порога — ор. Замахнулась — он схватил её за руку.

— Не смей! — рявкнул, толкнуДождавшись, пока Людмила заснёт, Алексей осторожно прикрыл дверь её комнаты, сел на кухне у окна и впервые за долгие годы заплакал, понимая, что всё это время они оба просто боялись сделать первый шаг.

Rate article
Делаю, что хочу! Не нравится – уходи!