**Одна сковородка на двоих**
Бывает, люди перестают ругаться. И это не означает примирение. Это значит конец. Иван и Анастасия прожили вместе двадцать лет. Не так уж мало, но и не мимолётный роман. Сначала была страсть, потом дети, потом бесконечные хлопоты. А потом — усталость. От всего. И друг от друга.
Первое время они ещё пробовали. Кричали, мирились, хлопали дверями, пытались понять и простить. Но в какой-то момент наступила тишина. Глухая, беспросветная. Они перестали спать в одной постели. Разошлись по разным комнатам. Не враги, но уже и не семья. Просто два человека в одной квартире. Самое страшное — они перестали есть вместе. У него — свой хлеб, у неё — своя колбаса. Свои кружки, свои тарелки. Свои жизни. Вот и всё. Без объявления войны.
О разводе речи не шло. К чему? И так всё понятно. Иван познакомился с женщиной в санатории. Стал ездить туда один, без Анастасии. Татьяна оказалась заботливой, спокойной. Писала ему письма, спрашивала о делах, советовала блюда. Анастасия же ни с кем не сошлась. Её одиночество было плотным и безмолвным, как морозный узел. Но она не роптала. Просто жила. Будто ждала, что это пройдёт.
Утро началось как обычно. Кухня залита золотистым светом, в воздухе пахло подгорелым маслом. Анастасия стояла у плиты. На конфорке — крошечная сковородка. И одно яйцо. Не глазунья на двоих. Просто яйцо. Маленькое, как сама сковородка. Маленькое, как она сама. Халат поношенный, волосы в небрежной пучке. Она держала лопатку, но даже не смотрела на сковородку. Просто стояла.
Иван зашёл на кухню. Молча. Поставил чайник, хотел налить чай. Всё уже было решено. Он уйдёт. Скоро. Осталось только собрать вещи. Но в этот момент она повернулась. Взглянула на него с такой беспомощной виной, что у него дыхание перехватило.
— Хочешь яичко? — тихо спросила она и протянула крошечную сковородку.
Словно в стену врезался. Вспомнилось всё. Общага. Один матрас. Одна кружка на двоих. И она, та самая, в халате, только тогда — смеющаяся, озорная, с чёлкой, как у жеребёнка. Подмигивала и говорила: «У нас даже яйцо пополам».
Он поставил сковородку. Обнял её. Прижал, как двадцать лет назад. И заговорил. Спутанно, глупо. Что был дурак. Что устал. Что забыл, что она — его. Что всё, что казалось серым, на самом деле драгоценно. И, возможно, он плакал. Но она не видела — ведь она маленькая, а он высокий.
На плытке лежало яйцо. Желток — как золотая пуговица. Как знак. Как спасение.
Потом он остался. Они стали ужинать вместе. Сперва молчали. Потом начали говорить. Осторожно. А потом — снова смеяться.
…Любовь не всегда кричит. Порой она живёт в тишине. В одной сковородке. В простом вопросе: «Хочешь яичко?» Потому что если тебя зовут разделить даже такое — значит, ты ещё кому-то нужен.
