**День прощения**
Последней электричкой Лида вернулась из Твери в свою деревню. Весь день моталась то в поликлинику — оформляла бумаги, то в ритуальное агентство, потом снова в больницу — сдала вещи для морга. Мама их заранее собрала. Успела даже заскочить домой переодеться — накинула чёрный свитер.
Лида плюхнулась на стул у стола, вытянула гудящие ноги. Раздеваться не было сил. В доме стыло, печку бы растопить. Уехала на рассвете, а сейчас уже темно. Тупо смотрела на грязные следы на полу — от фельдшера, от мужиков, что уносили маму, от соседей. Только потом спохватилась: дверь весь день была распахнута, а на дворе октябрь. Мыть пол или нет? Решила оставить как есть.
За дверью шаркнули шаги. Лида вскочила, подумала — Ольга приехала. Но вошла соседка тётя Галя, мамина подруга.
— Видела, ты вернулась. Чем помочь?
— Ничем. — Лида снова рухнула на стул.
— Холодно у тебя. Сейчас печку разожгу. — Тётя Галя скрылась и вернулась с охапкой дров, зашуршала на кухне.
На секунду Лиде показалось, что это мама хлопочет, что смерть ей приснилась…
— Ну вот, скоро тепло будет. — В комнату вошла не мама, а тётя Галя. — О поминках не заботься. Завтра похороны? Поезжай в город, а мы тут с Марьей всё уладим. Ольга-то в курсе? Приедет?
— Телефон не берёт, смску отправила. Не знаю. Спасибо вам. — Лида еле шевелила губами.
— Да ладно, свои же. Мы с твоей матерью как сёстры были. — В голосе прозвучало укор, Лида взглянула на неё. — Ладно, пойду, — смутилась тётя Галя и двинула к двери. Взялась за ручку, замерла. — Завтра дверь не закрывай, ладно?
Лида кивнула, закусив губу. В печке затрещали дрова, огонь загудел в трубе, дом ожил. И острое одиночество, заползшее сюда после маминой смерти, будто отступило. Говорят, в первые дни умершие рядом. Лида огляделась — ничего не почувствовала.
Мама сдавала быстро после папиной смерти. Лиде иногда казалось, будто она спешит к нему. После школы Лида уехала в Тверь, в колледж на бухгалтера. Каждые выходные навещала маму. В прошлом году та резко похудела. Врачи развели руками. Мама восприняла это равнодушно — будто ждала.
Когда мама уже не вставала, Лида взяла отпуск. Месяц ухаживала… Последние дни мама молчала, не ела. Лида без конца говорила с ней — хоть так не так страшно. В последний день просила прощения, умоляла не оставлять её одну, гладила исхудавшую руку. Упомянула Ольгу — мамины веки дрогнули. Может, она уже там, с папой?
Отец пил редко, в деревне — чудо. Бабы к нему липли, но он маму любил. С зарплаты всегда приносил им с Ольгой кульки с конфетами.
Погиб рано. Лиде было семь, Ольге — пятнадцать. Та уехала в училище и больше не возвращалась.
Перед смертью, пока могла говорить, мама просила позвать Ольгу. Лида звонила — без ответа. Врала, что у Ольги дочка болеет.
Год назад, когда поставили диагноз, Лида умоляла сестру приехать.
— Она меня выгнала, забыла? Не приеду, — отрезала Ольга.
— Она умирает!
— Я не виновата в смерти отца! А она думала, каково мне было, когда выгоняла?
— Она не выгоняла!
— Не приеду.
«Значит, не приедет», — подумала Лида и встала.
В доме потеплело, но её трясло. Включила плитку, поставила чайник. Есть не хотелось, но чай — надо. Мама всегда мыла кухню до блеска. Теперь крошки, пятна… Кому теперь эта чистота? Лида вытерла стол тряпкой — будто мама увидит и отругает.
Нужно решать, что с домом. Без Ольги нельзя.
В этот момент хлопнула дверь. Шагов не слышно. Уже темно, дверь не заперта. Тётя Галя вернулась?
Страх пополз по коже. Лида вскочила, готовая бежать. Кто-то вошёл. Сердце колотилось. Она выглянула из-за печи — Ольга.
— Слава Богу! — Лида кинулась к сестре, прижалась щекой к её холодной щеке.
Ольга не ответила на объятия.
— Не ждала? — голос сухой, как осенний лист.
— Ждала. Раздевайся, чай горячий. Варенье есть…
— Не надо. Чая хватит.
— Она здесь умерла? — Ольга глянула на кровать.
— Да. Ждала тебя.
Ольга сняла пальто, бросила на кровать. Подошла к фото родителей. Лида повесила пальто, встала рядом.
— Похороны завтра?
— Да.
Заливаясь слезами, Лида рассказала про организацию.
— Ты говорила про чай.
На кухне Ольга взяла свою старую чашку с незабудками.
— Жива.
Пили молча. В доме стал пахнуть травами — мама сушила их у печки.
— Ты на неё похожа. Замужем?
— Неа. А ты? Почему не отвечала?
— Ты тоже винишь меня в смерти отца?
— Нет!
— Врёшь.
— Я тонула. Он меня спас и утонул. Я думала, это Коля…
— Это я позвала отца, — тихо сказала Лида. — Я сказала маме, что ты с Колей на реке. Она послала меня за тобой.
— Ты?
— Я увидела, как ты тонешь. Коля растерялся. Я побежала за отцом… Он выталкивал тебя, Коля помогал. А когда поняли, что отца нет…
— Почему молчала?
— Ты не слышала. Я бежала за ним. Если бы сразу заметила…
— Значит, не только я виновата?
— Дети. Тебе пятнадцать, мне семь.
— Маме рассказала?
— Потом. Она винила себя…
— Она приезжала ко мне, — вдруг сказала Лида.
— Когда?
— Ты была на экскурсии. Она оставила картошку, варенье…
— Я думала, это Коля…
— Он врал.
— Какая же я дура…
Перед отъездом Ольга взяла родительское фото. Из рамки выпала записка:
«Дочки мои. Я жила ради вас. Теперь могу к отцу. Держитесь друг друга. Простите меня. Оля, не держи зла».
ОИ когда автобус тронулся, сёстры переглянулись — впервые за годы в их взгляде не было обиды, только усталая тишина и понимание, что с этого дня всё пойдёт иначе.
