**День прощения**
Последним автобусом Катя вернулась из райцентра в родную деревню. Весь день металась — то в больницу за справками, то в ритуальное агентство, потом снова в морг, чтобы отдать узелок с вещами, которые мать заранее приготовила сама. Успела даже заскочить к себе в квартиру, переодеться в тёмный свитер.
Катя опустилась на стул у стола, вытянула уставшие ноги, сил раздеться не было. Дом остыл — печь не топили с утра. Она бессмысленно смотрела на грязные следы на полу: врач скорой, мужики, выносившие маму, соседи. Лишь теперь Катя спохватилась — весь день дверь была распахнута, а на дворе стоял октябрь. Мыть пол или нет? Решила оставить как есть.
За дверью послышались шаги. Катя вскочила, подумав, что это Лида наконец приехала, но в комнату вошла соседка, тётя Валя, мамина подруга.
— Видела, как ты пришла. Чем помочь?
— Не надо, — Катя снова опустилась на стул.
— Холодно у тебя. Сейчас печку растоплю. — Тётя Валя вышла и вскоре вернулась с охапкой дров, зашуршала на кухне.
На миг Кате показалось, что это мама, что смерть — всего лишь дурной сон…
— Ну вот, скоро потеплеет. — В комнату вошла не мать, а тётя Валя. — О поминках не заботься. Похороны завтра? Поезжай в райцентр спокойно, мы с Мариной тут всё подготовим. Лидка-то знает? Приедет?
— Телефон не берёт, смс отправила. Не знаю. Спасибо вам… — прошептала Катя, еле шевеля губами.
— Да ладно, не чужие ведь. Мы с твоей матерью как сёстры были. — В голосе прозвучал упрёк, и Катя подняла на неё глаза. — Ну, я пойду, — заторопилась тётя Валя, но, взявшись за ручку двери, обернулась. — Завтра дверь не закрывай, ладно?
Катя кивнула, закусив губу. В печке потрескивали дрова, огонь гудел в трубе — дом ожил. И уже не казалось, будто в нём поселилось глухое одиночество. Говорят же, что в первые дни умершие ещё рядом. Катя огляделась — нет, она ничего не чувствовала.
Последние годы мать сильно болела. После смерти отца она будто сломалась, потеряла волю к жизни. Иногда Кате казалось, что та просто ждала смерти, рвалась к нему. Стала угрюмой, молчаливой. После школы Катя уехала в райцентр, поступила в техникум на бухгалтера.
Каждые выходные она навещала мать — благо, деревня под боком. Привозила продукты, помогала по хозяйству. В последний год мать резко похудела, ослабела. Катя свозила её в больницу — диагноз оказался неутешительным. Мать восприняла его с равнодушием, даже, казалось, с облегчением.
Когда та совсем слегла, Катя взяла отпуск и перебралась к ней. На работе предупредила — возможно, придётся брать дни за свой счёт. Через месяц мать умерла. Последние два дня она не ела, почти не приходила в сознание.
Катя разговаривала с ней постоянно — неважно, слышала та или нет. От звука собственного голоса становилось чуть легче. В последний день она просила прощения за всё, гладила холодеющую руку, умоляла не оставлять её одну.
Говорила, что вот-вот приедет Лида. При звуке имени сестры веки матери дрогнули, но глаза не открыла. Может, она уже была там — с отцом, к которому так стремилась?
Отец пил редко, знал меру — редкость для деревни. Многие женщины, чьи мужья спивались, пытались его завлечь, под разными предлогами звали в гости. Но он любил мать, не изменял. В деревне такие вещи не скроешь.
С зарплаты всегда приносил им с сестрой кульки с конфетами. Как же они радовались этим скромным подаркам.
Умер он рано, точнее — погиб. Мать так и не смирилась с утратой. Кате тогда было всего семь, а Лида уже заканчивала девятый класс. Уехала поступать в училище — вернее, сбежала из дома после трагедии — и больше сюда не возвращалась.
Перед смертью, пока ещё могла говорить, мать просила Катю позвонить сестре, чтобы та приехала. Катя звонила, писала, но телефон молчал. В последний раз отправила смс, когда мать умерла, — Лида не ответила. Катя врала умирающей, что у сестры болеет дочка. Как только поправится — сразу приедет. Поверила ли мать?
Год назад, когда врачи поставили страшный диагноз, Катя дозвонилась до сестры, умоляла приехать.
— Она меня выгнала, разве забыла? Не приеду, — холодно ответила Лида.
— Вы обе друг друга стоите. Мама умирает, приезжай, поговорите, простите друг друга… — Катя едва сдерживала слёзы.
— Я не виновата в смерти отца. Я же тогда ребёнком была. А она думала, каково мне, когда выгоняла? — голос Лиды дрогнул.
— Она не выгоняла, просто наговорила сгоряча. Она мучилась потом… Пожалуйста…
— Не приеду, — отрезала Лида и бросила трубку.
«Значит, не приедет», — Катя поднялась с кровати.
Она сняла пальто — в доме уже потеплело, но её бил озноб. «Неужели заболела?» Включила электроплитку, поставила чайник.
Есть не хотелось, а вот чай был нужен — согреться. Катя сидела на кухне, глядя, как закипает вода. Мать всегда драила пол до блеска. Теперь же — крошки, пятна. Кому теперь эта чистота? Катя встала, протёрла стол тряпкой — будто мать могла увидеть и отругать.
Нужно было решать, что делать с домом, но без Лиды нельзя. В городе всё купишь, а сюда не наездишься. Да и Лиде он вряд ли нужен. «Неужели даже на похороны не приедет?»
И в ту же секунду хлопнула входная дверь. Катя замерла, но шагов не слышала. На улице уже стемнело, а дверь она после тёти Вали не закрыла. Может, та вернулась?
Сердце бешено заколотилось. Катя вскочила, готовая бежать — но куда? Если только в окно. В комнату вошёл кто-то — Лида.
— Слава Богу! — Катя бросилась к сестре, прижалась к её холодной щеке.
Лида не обняла в ответ.
— Не ждала? — голос её был сухим, как осенний лист.
— Ждала! Раздевайся, чай горячий. Варенье есть, твоё любимое — малиновое.Лида медленно сняла пальто, села за стол и, глядя на пар от чашки, прошептала: «Прости меня, мама…»
