Десять лет мы жили вместе, но из-за моего отца она забрала детей и ушла…
Мне тридцать четыре. И я один. Полностью. Жена уехала. Забрала наших троих сыновей и скрылась к своей маме в Мытищи. А я сижу в этом доме, который сам возводил, и слушаю, как часы мерно отстукивают пустоту. Десять лет вместе. Казалось бы, что может разорвать такую жизнь? Но разорвало. Мой отец.
Мы познакомились с Алиной, как это часто бывает, — через интернет. Сначала переписка, потом свидания, а через несколько месяцев — роспись. Всё завертелось, как в лихом сериале. Я был по-настоящему счастлив. Через год родился Игорь — наш первенец. Я тогда парил от радости. Не замечал усталости, не видел проблем, жил ради них.
Тогда мы с Алиной ютились у моих родителей в Рязани. И это была моя первая ошибка. Отец, хоть и работяга, вечно уходил в запой. Его выходки учащались. Крики, ругань, оскорбления — Алина молча терпела. Я делал вид, что не замечаю. Думал — перетерпим, пройдёт, свыкнется. Мать давно махнула на него рукой, а для Алины всё было впервые и больно.
Однажды в пьяном угаре он схватил её за плечи, заорал что-то бессвязное. Она вырвалась, позвонила мне в истерике. Я примчался. Гром, крики. В итоге — отец вышвырнул нас. Нас, с грудным ребёнком, на улицу. Алина не сопротивлялась. Уехали к её матери.
Но и в Липецке покоя не было. Тёща… дама непростая. Бесконечные кавалеры, громкие ссоры, хлопанье дверьми. Алина сама с трудом выдерживала, а мне было и вовсе не по себе. Но выбора не было. Алина ждала второго. Родился Глеб — весёлый, шустрый, с лучезарной улыбкой. Пока она сидела с детьми, я вкалывал на двух работах, чтобы хоть как-то сводить концы с концами.
Промучились мы там почти три года. Потом тёща нас выставила. В лоб: «Ты мне не нравишься. Валите». Алина ушла со мной. Сняли квартиру, вздохнули. Без родни, без посторонних — впервые почувствовали себя семьёй. Жили трудно, но держались. Денег едва хватало, я тащил всё один, Алина подрабатывала шитьём. Но мы были вместе. И этого хватало.
Потом мать затеяла стройку за городом — под Егорьевском. Мечтала о доме для всей семьи. Позвала нас, пообещала, что теперь всё иначе. Мы поверили. Вложились — деньгами, руками, временем. Через два года заехали. Дом — двухэтажный, места хватало всем: и родителям, и нам. Жили тихо, родился третий — Тимофей.
Но спокойствие длилось недолго. Мать Алины продала свою хату и рванула в столицу, к её брату. По пути заскочила к нам «на пару дней». Осталась. Притащила очередного ухажёра. Начались придирки, пересуды, упрёки. Алина срывалась. Отец снова запил. А я сменил работу — теперь мотался в командировки. Дома бывал раз в две недели. А в доме тем временем зрел ад.
Вернувшись с очередного выезда, я застал Алину за укладкой чемоданов. Она рыдала. Сказала: «Всё. Твой отец опять орал, что я только детей плодить умею. Обозвал меня… А ты где был?»
Я окаменел. А потом смотрел, как моя жена с тремя детьми выходит из нашего дома. Уезжает. Будто в никуда. Но я знал — она едет к матери. К той самой, что только и делала, что настраивала её против меня.
Я звоню ей каждый день. Умоляю вернуться. Рыдаю в трубку. Она отвечает ледяным: «Я не вернусь в этот дом. Никогда». Я понимаю: виноват. Не поставил вовремя границы. Не защитил. Выбрал родительский кров вместо её спокойствия.
Теперь думаю: может, снова снять жильё. Начать сначала. Забрать её и детей. Строить жизнь заново, но только втроём. Без чужих. Без водки. Без тёщ, тёток и скандалов.
Не знаю, простит ли. Вернётся ли. Но знаю точно: терять её не хочу. Десять лет — это была моя жизнь. Теперь её нет. И в этом доме вместе с ней исчез весь воздух…
