Алексей, слушай, расскажу, что у меня творится. Дети, которых я подросил, уже наметили мне место на могиле. Но есть одна вещь, о которой они не догадываются маленький секрет, который, может, их обидит.
Мне было сорок пять, когда я женился. Ольга, с которой я собирался связать жизнь, уже воспитывала троих детей. Её первый брак провалился, она осталась ни с чем, кроме детей и пары старых чемоданов. У меня был дом в Подмосковье, купленный на копейку и годы труда. Я сразу сказал: «Привозите детей, живите со мной. Будем одной семьёй».
Сначала было нелегко. Три ребёнка каждый со своим характером, привычками, страхами. Старший Иван всё время спорил, Анастасия плакала по пустякам, а Дмитрий не отходил от мамы ни на шаг. Я делал, что мог: чинил их игрушки, возил в школу, покупал одежду, когда давала зарплата в рублях. Я никогда не делил их на «мои» и «её». Для меня они были просто наши.
А потом всё пошатнулось. Ольга заболела и ушла. Я остался один с тремя детьми, не зная, как быть отцом, если ты не кровный. Мне советовали: «Отдай их родственникам, они им ничего не должны». Но я не мог. Они привыкли ко мне, а я к ним. Я растил их один, как смог.
Годы шли. Они выросли, разъехались, построили свои семьи в Москве, СанктПетербурге, Казани. Сначала звонили, приезжали, потом реже. Теперь почти не появляются, лишь по праздникам и то больше из привычки. Я старею, болею, и недавно случайно узнал: они уже давно выбрали мне место на кладбище, будто ждут, когда я уйду.
И вот что больнее всего. Я дал им дом, заботу, еду, любовь. А в их памяти, наверное, я просто «удобный старик с крышей». Ни благодарности, ни настоящего участия.
Но есть то, чего они не знают. Каждое утро к моему дому заглядывает соседка Мария. Простая женщина. Иногда приносит свежий хлеб, иногда кускок своего обеда. Спрашивает, как я себя чувствую. Не ради денег, не ради наследства просто из доброты. Когда у меня поднялась температура, она сама позвонила врачу и сидела со мной, пока я не уснул. И тогда я понял: близость не в крови, а в человечности.
Поэтому я решил: дом, где выросли дети, всё, что я накопил, я оставлю Марии. Не тем, кто ждёт моей смерти, а той, кто хотя бы спросила: «Как Вы себя чувствуете сегодня?». Может, это покажется жестоким, но я не чувствую вины. Я отдал детям всё, что мог. Благодарность нельзя потребовать её лишь замечаешь.
И теперь на душе спокойно. Я знаю, что поступаю правильно. Пусть судят, если захотят. Но скажи сам: имеет ли значение, кто записан в бумагах как «сын» или «дочь», если в трудный момент их рядом нет? Разве не ближе тот, кто подал руку, когда ты упал?
Я решил. Наследство оставлю не по крови, а по совести. А ты как думаешь? Кому действительно стоит отдавать любовь, время и то, что остаётся после нас: детям, что отдалились, или тем, кто остался рядом, хоть и был когдато чужим?
