С тех пор дети звонят мне каждый день, но я чувствую — им нужно не моё здоровье, а моя квартира.
Ольга Игоревна стояла у окна, глядя на серый двор, засыпанный снегом. В тишине комнаты слышался только мерный ход старых часов. Она давно на пенсии, а мысли всё крутились вокруг троих взрослых детей — двух дочек и сына. Сегодня её день рождения. Придут ли? Хотя бы позвонят? Но Ольга Игоревна уже не ждала.
“Тридцать лет назад муж ушёл, оставив меня с малышами, — вспоминала она. — Не выдержал ни криков, ни бесконечных хлопот, ни недостатка денег. Мне едва тридцать, старшие только в первый класс пошли, а младший ещё на руках. Надо было кормить, одевать, растить…”
Она не сдалась. Работала уборщицей, продавщицей, нянькой — лишь бы прокормить детей. На себя времени не оставалось. Мечтала только об одном — чтобы у них было всё, чего сама в детстве не имела.
Теперь же понимала, что, возможно, зря гналась за деньгами, забыв о простом тепле. Детям нужна была не только еда, но и мать, читающая перед сном сказки, обнимающая после школы.
Помощи тогда никто не предложил. Муж исчез, будто стёр их из своей жизни. “Его выбор, — думала она без злости. — У каждого своя судьба.”
Дети выросли, разъехались, обзавелись семьями. Она осталась одна. Пенсия небольшая, но Ольга Игоревна всю жизнь откладывала “на всякий случай” — для них. Копила на свадьбы, на жильё, на будущее внуков…
А теперь остались только сбережения, трёхкомнатная в спальном районе — и тишина. Даже поговорить не с кем.
Неделю назад скрутило так, что вызвала “скорую”. Врачи нахмурились, сказали — болезнь серьёзная, исход неясен.
Медсёстры позвонили родным. И вот чудо — все трое примчались в один день.
Соседка по палате ахнула:
“Какие у вас внимательные дети! Не отходят ни на шаг!”
Ольга Игоревна лишь усмехнулась. Она знала их слишком хорошо.
После выписки начались звонки:
“Мама, как самочувствие?”
“Мамуль, тебе чего-нибудь принести?”
“Мать, ты не передумала насчёт завещания? Чтобы потом не было проблем…”
Вроде забота, но в голосах — натянутость. Нет той дрожи, что бывает, когда боятся по-настоящему. Ольга Игоревна понимала: дело не в ней. Дело в квартире. В её книжке со скопленными рублями.
Сердце ныло: неужели всё к этому свелось?
В последние дни она много передумывала. Смотрела на тёмные окна напротив и осознавала: старость наступила не такая, как мечталось. Грезила уютными вечерами с внуками, семейными праздниками… А получила пустые стены и звонки, за которыми скрывается лишь расчёт.
Всё чаще думала: а стоит ли оставлять им то, что собирала ценой своей молодости?
Зрела мысль, страшная и освобождающая: отдать деньги приюту. Квартиру — соседке Татьяне Семёновне, которая годами заходила, приносила борщ, вытирала пыль и спрашивала: “Оленька, как здоровьице?” — просто так, без намёков.
Решение ещё не принято. Но Ольга Игоревна уже поняла: любовь не купить ни квартирами, ни сбережениями. Она или есть, или её нет.
Жизнь одна. И старость — тоже.
Раз уж суждено доживать в одиночестве, пусть последние поступки будут честными. Не для тех, кто вспомнил о ней лишь теперь, а для себя — такой, какой прожила все эти годы.
