22ноября, 2025г.
Дневник, 13стр.
Сегодня я снова оказался в том же дождливом переулке, где мерцала неоновая вывеска «Жанна Петровна Смирнова, нотариус». Слова «нотарис» сейчас звучат почти как артефакт, а свет лампы будто бы пытался прогнать тени прошлого. Я стоял у входа в её скромный офис, пытаясь вспомнить, насколько тяжёлой была эта неделя.
Всё началось не с горы бумаг, а с того, как мои родные, те же самые, кто привык к моим шуткам и громкой музыке, заставили меня увидеть старую рану. Сестра, моя младшая Леля, всегда была маминой любимой. Её зовут так, потому что в нашей семье почти каждый девочек называют именами, редкими за пределами России. Я слышал её голос, когда она, с натянутой улыбкой, пыталась убедить меня в своей правоте:
Жанна, ты умница, всё продумай Я пока не собираюсь уезжать, но нужно заранее решить, кому достанется квартира и дача. Я отдам их тебе.
Сестра думала, что я пойму, а я уже давно понял, что значит просыпаться в пять утра, грести в электричку, чтобы успеть на первую пару в институте, а потом метаться на работу, чтоб хоть както оплатить обучение. Я жил на грани экономии: экономил на питании, на одежде, в надежде открыть собственный нотариальный кабинет. Съедал лишнее, отказывался от отпусков, чтобы погасить ипотеку за единственную, долгожданную двушку в районном доме. Я пахал, пахал и ещё раз пахал, не щадя себя.
Леля же с детства получала всё без труда: мамина забота, постоянные подарки, лёгкие кредиты. Она говорила, что ей «тяжёлое судьбоносное бремя», четверо детей, ипотека, «не даёт дышать». Она всегда требовала больше: больше денег, больше внимания, больше «маминой» поддержки. Алла Аркадьевна, наша мать, старалась угодить дочери, считая её хрупкой, а меня сильной, способной сама всё решить.
Наследство стало тем последним камешком, который мог развалить наш маленький мир. Я заработал всё сам, а теперь меня ожидал удар несправедливости. Я бросила крик:
Либо всё делится честно, как должно быть, либо я никогда больше с тобой не заговорю.
Мама кивнула, поймав в глазах, что я серьёзно. Три недели тишины пролетели, как холодный снег. Я уже готовилась к концу нашей семьи, но отступать от сказанного не собиралась. Не сейчас, не после всех лет, проведённых в тени.
Когда я собиралась уйти, в дверь вошёл незваный гость. Я, усталая и без особого энтузиазма, произнесла:
Войдите.
Входила Леля, с тем же виноватым выражением лица и большими умоляющими глазами, которые всегда умели нажать на кнопку жалости.
Жанна, привет, прошептала она, крутясь у вешалки. Я понимаю, ты злая, но давай поговорим. Не стоит ругаться, это ни к чему хорошему не приведёт.
Пришла вспомнить старое? спросила я, отводя взгляд. Я не хочу. А завещание? Мама уже всё решала, решение принято. Радуйся.
Ну, Жан… начала Леля, пытаясь выглядеть как можно более несчастной. У меня же дети И я ещё не выплатила за квартиру А эта квартира Ты же знаешь, как мы живём: пятеро в крошечной двушке, как рыбы в бочке. А у тебя три квартиры: с Игорем, для будущей дочери, сдача в аренду Зачем тебе ещё и мамина дача? Тебе и так хватает.
Зачем? спросила я. А тебе, Леля, всё достаётся на блюдечке? Ты хоть раз чтонибудь добивалась сама? Мама до сих пор половину пенсии тебе отдаёт.
Жанна Не начинай. Ты же знаешь, какие у меня обстоятельства. У меня дети, а у тебя одна маленькая дочь, а у неё уже приданое готово. Что я смогу дать?
Обстоятельства! воскликнула я, вставая с кресла. У меня тоже были обстоятельства, не всегда хорошие. Когда я забеременела на четвёртом курсе, никто не помогал. Мама сказала: «Самособой, решай». Ты всегда была маминой принцессой, а я «рабочей лошадью».
Не виноваты
Не вы. Разница лишь в отношении.
Когда я попросилась вернуться в наш семейный дом, мать отказала, потому что там уже жила Леля с её «кавалером». Для неё всё было позволено, а для меня нет. В тот же год Леля тоже забеременела, но отношение к ней было другим. Мне некуда было обратиться за поддержкой, и я продолжала работать, учиться, платить ипотеку, пока мечтала стать матерью.
Леля, сказала я спокойно, садясь обратно, я не хочу с тобой ссориться, но отступать от слов я не планирую. Либо всё честно, либо забудьте меня.
К чему этот ультиматум? Мы потеряем друг друга?
Уже потеряли.
Жанна, я приехала помириться, объяснить Я не хочу тебя терять. А ты
Я уже почти поверила, что конфликт закончен, но Леля, дрожа в истерике, сообщила:
Мама в реанимации. Врачи говорят, состояние стабильное, завтра переводят в обычную палату.
Это точно?
Не знаю
Я доехала до больницы, но в реанимацию меня не пустили. Ночь я провела в тревоге, боясь услышать звонок, подтверждающий, что мамы уже нет. Утром я принесла ей фрукты и журналы, но мама спала, и я не хотела её будить.
Через несколько минут она проснулась и проговорила, как будто собиралась чтото сказать:
Жанночка Ты пришла Как ты себя чувствуешь? Позвать когонибудь?
Ничего Прорвёмся прошептала Алла Аркадьевна, пытаясь сесть. Я думала о жизни, о вас с Лелей
Я попыталась её успокоить, но она продолжила:
Я была несправедлива к тебе с детства. Всегда отдавая предпочтение Леле. Я передумала, хочу, чтобы всё было честно. Я хотела позвонить тебе, но Леля сказала, что сама всё расскажет. Я хотела, чтобы мы поговорили и простили друг друга.
Я кивнула, хотя прощать было трудно.
В тот момент в палату вбежала Леля, встревоженная:
А, это ты отшатнулась она, увидев меня.
Пойдем, поговорим.
Больничный коридор был полон шорохов, поэтому мы отступили в тихий угол. Я спросила:
Что тебе нужно?
Леля запнулась, но собравшись, произнесла:
Чтобы мы помирились Я не хочу вражды.
Я уже знала правду.
Ты не приехала из сестринских чувств, а чтобы отмотать мои условия? Ты ведь говорила, что мама передумала.
Да, я пришла Мне нужны деньги сейчас.
Какие «деньги», когда речь идет о наследстве? спросила я. Это завещание, Леля. Что ты получишь, будет открытым вопросом.
Я хочу продать мамину дачу, чтобы Василий мог поступить в МГИМО, воскликнула она. Это единственный шанс для него.
Василий, её сын, никогда не проявлял желания учиться, постоянно прогуливал уроки, а теперь мечтал о престижном вузе. Я переспросила, но она лишь клялась, что без продажи дачи не будет средств.
Я не нуждаюсь в твоих советах. Деньги у тебя не просила. Мне нужны мамины, а не твои, огрызнулась Леля. Ты мстишь мне за детские обиды? Тебе не платили за обучение, поэтому ты меня не должна?
Я не мщу, но продавать имущество ради неизвестных целей я не позволю, отвечала я, холодно. Деньги с дачи не покроют оплату МГИМО и аренду квартиры. После этого останется лишь пустой разговор о «зачем ей столько места».
Это твои проблемы, отмахнулась я.
Леля упрекала меня в жёсткости, но я уже приняла решение: если мама не прислушается, я уйду. Я кинула последний ультиматум:
Забирай всё, но про меня забудьте.
Она пришлась в ярости, обещая продать дачу без меня.
Я вышла из больницы на своей машине, глядя в зеркало, где Леля, стоя у окна, смотрела на меня с ненавистью.
***
Мы навещали маму в разные дни, чтобы не пересекаться, передавая вещи через неё. В конце концов наследство будет поделено поровну Алла сама заявила, что других вариантов нет. Василий, несмотря на все усилия, так и не попал в МГИМО; ему пришлось учиться в небольшом коммерческом вузе в Твери. А я остался одиноким «стрелочником», продолжая работать в своём нотариальном кабинете.
**Урок:** Жизнь учит, что справедливость не приходит сама, её нужно отстаивать, но при этом не забывать, что истинная сила в умении прощать и видеть, где конец горечи, а начинается путь к себе.
