Дядьку Васю Петюха сразу невзлюбил, да что там — возненавидел всей душой.
Мать, нервно теребя подол передника, сказала тому вечером восьмилетнему сыну:
— Вань, знакомься, это дядя Вася. Вместе трудимся, вот и жить теперь будем под одной крышей.
Петя нахмурился, не врубаясь. Как это так — чужой мужик будет тут теперь шляться?
— А батя? — зло косинулся он на мать, потом на дядю Васю, что скромно стоял у порога.
— Ванюша, не начинай! — Мать засуетилась ещё пуще, голос задрожал.
— Батю приедет! Обязательно! Ты нам нафиг не сдался! — гаркнул Петя незнакомцу. Слёзы хлынули градом, и он шмыгнул в свою каморку.
— Сынок… Сколько ж объяснять — батя нас кинул. Меня да тебя. Не вернётся он. Никогда. А дядя Вася… он хороший. Вот увидишь — и за нами приглядит, и с тобой сдружится. — Мать присела на край кровати, где Петька уткнулся в стену. Гладила по стриженой головёнке, шептала ласково, да только сын не оборачивался. Не верил.
А как же верить? Батя и раньше надолго сматывался на своей «Волге»-фургоне, да всё возвращался. С гостинцами да прибаутками. Ещё с калитки орал: «Ну ка, встречай! Глянь-ка, кто пожаловал!» — а Петька во весь дух к нему: «Тять! Тять! А чё привёз?»
Перед последним отъездом они с мамкой долго шептались на кухне. Мать всхлипывала, а батя бубнил: «Лен, хватит истерик. Сам знаешь — у меня семья есть. Думать надо». Петьке тогда шестой шёл — не въезжал, к чему мамка ревёт. Ведь батя про них говорил, про их семью. Не может же другой семьи быть! Уснул, а наутро — батьки нет. «Когда вернётся?» — спросил он у матери, что весь день вздыхала да в окно глядела. Не поверил, когда та сказала — не вернётся дескать. Чужая у него семья, чужие детки, а они с Петькой больше не нужны.
Тогда Петя впервые по-взрослому разозлился — орал, что мать врёт, батя его любит, обязательно приедет. Ждал. Год ждал, два. Мать цыкала, коль спрашивал про отца. А теперь — этот дядя Вася.
Мать ушла. Из кухни донёсся разговор:
— Лен, зря так. Надо бы подготовить парнишку.
— Ничего. Очухается. — Отрезала мать.
Утром за чаем дядя Вася восхищался драниками: «Ну и хрусть же!» — словно оладушки эти были шедевром кулинарии. Мать улыбалась, подливала кипятку в кружку.
— Петь, а давай я тебя в школу подброшу? Сам порулишь? — предложил дядя Вася.
— Сам дойду. — Буркнул Петя.
Батя тоже давал порулить своей фурой. Правда, та стояла с выключенным мотором, но Петьке нравилось крутить баранку, жмакать кнопки — будто мчит он куда-то за тридевять земель. А от этого дяди Вани — фигушки.
Дядя Вася не настаивал. Мать не отругала за грубость. Петька давно ходил в школу один — мать на фабрике в райцентре с утра до ночи. Только и слышал: «Вань, подъём! Каша на столе!» Вместе завтракали разве что в выходные.
Хоть Петька и злился, а любопытно стало — на чём этот Васька ездит. Наверняка на «копейке» ржавой, как у соседа деда Кузьмича. Ан нет — «девятка» серебристая, новёхонькая. Мать помахала рукой, дядя Вася бибикнул. Петька не помахал в ответ, насупился и зашагал к Сеньке — закадычному другу.
— Ну ты даёшь. Сейчас начнёт воспитание разводить. — Сенька автоматически почесал затылок. У его отчима — дяди Коли — рука была тяжёлая. Четыре года как живёт с ними. Пьёт, орет, подзатыльники сыпет — с поводом и без. Мать Сенькина не заступалась — сама не прочь была прибухнуть.
Петька помрачнел. А вдруг и этот Васька такой же?
Но опасения не оправдались. Дядя Вася не пил. После смены что-то да мастерил — то забор поправит, то калитку подлатает. Звал Петьку помочь, но тот бурчал:
— Чаво надо? — и уходил. А потом украдкой наблюдал, как ловко у дяди Вани всё спорится. Двор преображался. Мать смеялась чаще.
А Петька пакостил — гвозди прятал, отвёртки кидал. Ждал, когда дядя Вася взбесится. Но тот только усмехался: «Эх, домовой-озорник, наигрался — отдавай» — и шёл искать в другом месте. И находил.
За ужином спрашивал про школу, уроки.
— Нормалек. Сам справлюсь. — Бурчал Петька.
У Сенькиного отчима за двойки — сразу подзатыльник. Петька же сам уроки делал — мать уставала, некогда ей. Теперь-то у неё время было, но когда предлагала вместе телевизор посмотреть — отнекивался. Всё ещё злился за «предательство».
Как-то подрался Петька с пятиклашками. Из-за ерунды. Синяк под глазом оставили.
— Петь, может, поговорим? — серьёзно спросил дядя Вася.
— Чаво надо-то? — Петька недоел, убежал в комнату.
— Мальчишки… подрались, бывает. — Слышал он материнский голос.
— Если честно один на один — ладно. А если травят? — задумчиво сказал дядя Вася. — Ему и так нелегко. Если повторится — схожу к учительнице. Тихо, чтоб не знал.
Петька скрипнул зубами: «Защитник объявился! Да я сам!» А утром подсыпал соли в чай дяде Васе. Тот попёрхивался, но виду не подал — вылил да заварил новый:
— Остыл.
Осень прошла, зима, весна наступила. Матери и дяди Васи нет — задержались. Петька заволновался, как вдруг фары блеснули. Но дядя Вася один.
— Где мамка?
— Петь… не пугайся. В больнице мать. Ненадолго. Поживём сами.
— Чё с ней? — похолодел ПетькаПетя прижался к дяде Васе, его новому отцу, и впервые за долгое время почувствовал, что дома его действительно ждут.
