Директор школы заметил, что девятилетняя девочка каждый день забирает остатки еды из столовой, и решил проследить за ней.
Когда директор Семёнов увидел, как маленькая Варя прячет в рюкзак недоеденные бутерброды и молочные пакеты, он понял — дело нечисто. Его расследование привело к забытому герою и трогательному поступку, который перевернул всё с ног на голову.
За пятнадцать лет работы в школе Семёнов усвоил одну вещь: дети носят в себе то, чего взрослые часто не замечают.
Одни демонстрируют свои проблемы открыто, другие прячут их за вежливыми улыбками и тихим послушанием.
Варя была из вторых.
Ей было девять, она была мелковата для своего возраста, с аккуратными косичками, перевязанными красными ленточками. Никогда не шумела, не выкрикивала с места. Казалось, она просто растворялась в фоне.
Поэтому Семёнову потребовалось время, чтобы заметить её маневры.
Она воровала еду.
Не по-хулигански, не хватая всё подряд. Она действовала аккуратно: оглядывала столовую, подбирала нетронутые булки, пакеты кефира, яблоки, забытые на подносах. Потом тихо складывала в рюкзак и удалялась.
Семёнов разглядывал таких детей раньше — он знал, когда что-то не так.
После уроков он подошёл к ней.
— Варя, — присел рядом. — Зачем ты берёшь эту еду, девочка?
Пальцы крепче сжали ремень рюкзака.
— Я… Товарищ директор… — она разглядывала пол. — Мама много работает, а у нас иногда не хватает.
Он знал детскую ложь слишком хорошо. Варя не врала, но и правды не говорила. Вечером, обсуждая это с женой Надей, он принял решение.
Он пойдёт за ней.
Семёнов сидел за ужином, но мысли его витали далеко. Аромат жареной картошки с укропом, звон вилки о тарелку — всё пролетало мимо.
В голове крутилось одно: Варя, засовывающая в рюкзак чужой завтрак.
— Ты что-то проглотил? — Надя склонила голову.
— Да, — вздохнул он.
— Педагоги опять баловались? Или один из твоих подопечных?
Фраза «твой подопечный» кольнула в грудь.
Он отложил вилку.
— Есть девочка. Варя. Тихая, скромная, проблем не создаёт.
Надя кивнула, ждала.
— Сегодня заметил — собирает еду. Не просто перекусить, а именно копит.
Надя нахмурилась.
— Может, на чёрный день?
— Нет, — покачал головой Семёнов. — Будто для кого-то.
— Спросил её?
— Сказала, мама много работает, еды не хватает. Возможно, но… — он провёл рукой по лицу. — Чувствую, там что-то ещё.
— И что будешь делать?
— Думаю проследить.
Бровь Нади поползла вверх, но удивления не было. Она знала его хорошо.
— Если чутьё шепчет — слушай, — сказала она просто.
Это решило всё.
На следующий день, после звонка, Семёнов держался на расстоянии. Варя шла не домой, а куда-то в сторону пустырей.
Скорость пульса возросла.
Она свернула к заброшенному дому на окраине.
Семёнов затаился. Домишко покосился, краска облупилась, окна заколочены. Варя не заходила внутрь.
Она достала из рюкзака еду, положила в ржавый почтовый ящик, стукнула дважды в дверь и юркнула за куст.
Дверь скрипнула.
На пороге стоял мужчина. Худой, небритМужчина медленно достал еду из ящика, задержал взгляд на кустах, где пряталась Варя, и, не сказав ни слова, вошел обратно в дом — но в этот раз с едой в руках он улыбнулся.
