Для них я был позором, сыном с загорелой кожей и грубыми руками, напоминавшим о грязи, из которой они так рвались выбраться. Мой брат, Артём, был солнцем в доме светлокожий, с прямыми волосами и лёгкой улыбкой, которая, по словам матери, «открывала любые двери». Я же был тенью, следующей за ним, упрямым напоминанием о наших скромных корнях.
Мы росли под одной крышей, но в разных мирах. Артёма отправляли на курсы английского и программирования в Москву, а я оставался помогать отцу на крошечном участке, кормившем семью. «Ты, Иван, крепкий, как дуб, говорил отец. Земля твоё призвание». Хотя это звучало как похвала, в его устах это всегда было приговором. Я не был умным, не был изящным я был просто силой, парой рабочих рук.
Мать, Татьяна, была ещё суровее. Когда я возвращался с поля, в испачканной одежде и с потом на лбу, она кривила губы. «Посмотри на себя, шептала она так, чтобы я услышал. Весь в земле. Ты не сын хозяина, а батрак. Иди помойся, не то запачкаешь пол, который Артём только что вымыл». Артём никогда не мыл полы. Артём читал книги на диване, а я стоял под ледяной водой, смывая с себя грязь и унижение.
Единственным, кто смотрел на меня без презрения, был дядя Сергей, брат отца. Он был белой вороной в семье, плотником, который, по словам матери, «не захотел выбиться в люди». Однажды, когда я чинил забор под палящим солнцем, дядя сел рядом.
«Знаешь, почему мать любит Артёма больше?» спросил он прямо.
Я молча покачал головой, чувствуя ком в горле.
«Потому что он похож на человека, за которого она мечтала выйти замуж. А ты ты похож на нас, на тех, кто пахнет потом, а не дорогими духами. Но не позволяй этому отравлять тебя, племянник. Ценность мужчины не в дипломах, а в том, что он строит этими руками». Он сжал мои ладони, мозолистые, как его собственные.
Окончательный разрыв случился в день моего восемнадцатилетия. Родители усадили нас за стол. Артёма только что приняли в престижный университет в Санкт-Петербурге. Мать плакала от гордости.
«Артём будущее нашей семьи, Иван, сказал отец, не глядя на меня. Он думает, а не просто пашет. Поэтому мы решили переписать землю на его имя. Чтобы, когда он закончит учёбу, у него был капитал для собственного дела».
Земля ушла из-под ног. Участок, на котором я трудился с детства, единственное место, где мой труд что-то значил, отнимали ради мечты брата.
«А я?» спросил я едва слышно.
Мать бросила на меня ледяной взгляд. «У тебя уже есть ремесло. Всегда найдётся тот, кому нужен сильный работник. Не будь неблагодарным, это во благо семьи».
Я не спал всю ночь. Перед рассветом сложил пару рубах в мешок и ушёл к дяде Сергею. Не попрощался. Зачем? Для них я исчез давно. Дядя принял меня без лишних слов. Дал крышу над головой, тарелку супа и место в мастерской. «Здесь все начинают с подметания стружки», сказал он. И я подметал. С яростью, с болью, пока руки не кровоточили. Освоил ремесло, научился чувствовать дерево, делать точные распилы. С годами мастерская разрослась. Я стал не подмастерьем, а компаньоном. Мы открыли небольшую строительную фирму. Начинали с ремонтов, потом строили дома, а затем и целые кварталы. Дядя был душой дела, я его руками.
Тем временем до меня доходили редкие вести о семье. Артём окончил университет с отличием, но его «бизнес» так и не взлетел. Он спустил деньги от продажи части земли на дорогую машину и путешествия. Заложил остаток, вложившись в аферу. Жил в долг, поддерживая видимость успеха. Родители, постаревшие и измученные, верили в его сказки, убеждая себя, что их «успешный сын» просто переживает чёрную полосу.
Два года назад дядя Сергей умер. Он оставил мне всё, взяв с меня обещание не забывать, откуда я родом. Его уход оставил пустоту, но и состояние, которое мы вместе создали.
Месяц назад раздался звонок. Это был отец. Его голос, когда-то твёрдый, дрожал. Банк забирал дом и оставшуюся землю. Артём сбежал, оставив неподъёмные долги.
«Иван, сынок пробормотал он. Нам нужна помощь. Ты наша последняя надежда».
Вчера мы сидели за тем же столом, где когда-то вынесли мне приговор. Мать не поднимала глаз с потертой скатерти. Отец выглядел древним стариком. Артёма не было. Трус.
«Знаю, мы не вправе ничего просить, прошептала мать, слёзы катились по её морщинистым щекам. Я была плохой матерью. Гордыня ослепила меня. Но это твой дом, Иван. Земля твоего деда».
Я смотрел на неё, видя впервые не женщину, презиравшую меня, а сломленную незнакомку. Вспомнил её слова, холод её взгляда, одиночество детства. Встал, подошёл к окну, глядя на землю, которая когда-то была моим миром.
«Я выкуплю долг», наконец сказал я. В комнате раздался вздох облегчения. Мать начала бормотать: «Спасибо, сынок, спасибо»
Я перебил её, обернувшись к ним. Голос звучал твёрдо, без дрожи.
«Я выкуплю долг и заберу всё. Но не обольщайтесь». Я сделал паузу, давая словам осесть в их сознании. «Эта земля не для вас. Она в память о единственном человеке, видевшем во мне сына, а не вьючную скотину».
Я выкупил землю, которую у меня отняли, не чтобы вернуться домой, а чтобы у них его больше не было.