Вот так и встретил старость Павел Николаевич — за решёткой чужого дома, под присмотром чужих тёток, среди таких же, как он, забытых роднёй. А ведь думал, что жизнь сложится иначе — будет уважение, забота, покой. Всё-таки всю жизнь пахал, семью содержал, ради одной радости — жены Нади и дочки Алёнки.
С Надей душа в душу прожили тридцать лет. После её ухода четыре года назад дом опустел. Единственным светом оставались Алёнка да внучка Машенька. Помогал, как мог — с малышкой сидел, пенсию на продукты отдавал, пока дочь с зятем киношку смотрели или на работе пропадали. А потом — как будто подменили.
Алёна начала смотреть косо, если отец на кухне засиживался. Раздражал её его кашель. «Пап, ты своё отжил, дай другим пожить!» — стало её любимой фразой. Потом завела разговоры про «отличный пансионат», «заботливый персонал». Павел сопротивлялся.
— Лёнь, это моя квартира. Если тесно — переезжай к свекрови. У неё трёшка пустует.
— Ты знаешь, мы с ней на ножах! Да и вообще, не приставай! — огрызнулась дочь.
— Квартиру хочешь отжать, вот и вся правда. Лучше бы сама деньги зарабатывала, а не с отца последнее тянула!
После этого она назвала его «жадиной», пообещала, что «всё равно своего добьётся». Через неделю он собрал вещи сам. Не потому, что хотел. Потому, что стало невыносимо чувствовать себя лишним в своём же доме. Ушёл молча. Алёна сияла — чуть ли не за руки вывела.
В пансионате ему досталась каморка с окном и допотопным телевизором. Павел коротал дни во дворе, среди таких же, как он, — ненужных, брошенных.
— Детки отправили? — как-то спросила соседка по скамейке.
— Да, дочка решила, что мешаю, — ответил он, сжав кулаки.
— У меня так же. Сын предпочёл тёщу. Выставил, как старую мебель. Я — Галина.
— А я — Павел. Приятно познакомиться.
Подружились. Вдвоём легче было горевать. Так и прожили год. Алёна ни разу не позвонила. Не приехала. Даже смски не прислала.
Однажды Павел сидел с книгой, как вдруг услышал знакомый голос.
— Павел Николаевич? Не думала вас здесь встретить, — удивилась бывшая соседка Ольга, врач, приехавшая на осмотр.
— Вот уже год тут. Как видишь, стал обузой. Ни звонка, ни письмеца.
— Странно… Алёна же говорила, что вы в деревню переехали, на природу.
— Лучше бы так… А не сгинул за этим забором.
Ольга покачала головой, но вернулась позже. Разговор не давал ей покоя. Через две недели приехала снова — уже с предложением:
— У меня в деревне мамин дом пустует. Она недавно ушла, всё распродано. Дом крепкий, рядом лес, речка. Хотите — ваше. Мне он не нужен, а продавать рука не поднимается.
Павел молчал, а потом расплакался. Чужая женщина предложила то, о чём родная дочь и думать не хотела.
— Можно ещё одну просьбу? Тут одна… Галина. Тоже никому не нужна. Возьмём её с собой?
— Конечно, — улыбнулась Ольга. — Если согласится — без проблем.
Павел подошёл к Галине:
— Собирайся! Едем! Дом в деревне, простор, воля. Зачем нам эта тюрьма?
— Едем! Начинаем с чистого листа!
Собрали сумки, закупились продуктами — и в путь. Ольга сама их довезла, не захотела, чтобы старики в автобусе тряслись. Павел обнял её, слов не находя. Только попросил: «Алёне не говорите. Не хочу её даже имя слышать».
Ольга кивнула. Ничего геройского она не сделала. Просто поступила по-человечески. А в наше время — это уже подвиг.
