Дочка погибшего полицейского сама пришла на аукцион немецкой овчарки шокирующая причина!
Территория ярмарки в округе Берёзовка всегда была шумной, душной и слишком большой для такой тихой, миниатюрной девочки, как Лиза Соколова. Летнее солнце палило гравий, превращая каждую струю воздуха во что-то густое и светящееся. Аттракционы гудели за мясными павильонами. Продавцы выкрикивали предложения карамельного попкорна и лотерейных билетов, а из главного павильона доносился далёкий звук молотка. Там, в центре главного события дня, Лизе было восемь лет, и она не произнесла ни слова с прошлого ноября, с того дня, когда на ферме появились двое офицеров в форме, и её мир разлетелся на тысячу осколков.
Её матери, офицеру Анне Соколовой, не стало. Погибла при исполнении, писали газеты, ушла так, что не осталось места для вопросов или надежды. С тех пор голос Лизы исчез, спрятавшись в уголке её тела, который даже она не могла найти.
Но в то утро Лиза проснулась на рассвете от боли в груди, сильнее, чем обычно. Она тут же подошла к запылённой стеклянной банке, которую наполнила монетами, ведь была достаточно маленькой, чтобы хранить их в себе. Десятирублёвые монеты на день рождения, деньги, заработанные на продаже лимонада, серебряные рубли, которые мать подсовывала ей как призы. Она пересчитала их дважды: пятьдесят два рубля и несколько монет по двадцать пять копеек. Она крепко спрятала сокровище в рюкзак и ждала у двери.
Марина, жена её матери, пыталась отговорить её: «О, Лиза, дорогая, тебе не нужно идти на этот аукцион», говорила она, стоя на коленях с обвисшими веками, которые когда-то сияли. «Там не будет того, что ты ищешь. Давай просто испечём блины, ладно?» Но Лиза покачала головой, её взгляд прикован к кольцу Марины, которое сверкало в утреннем свете. Теперь золотое кольцо казалось ей чужим, слишком большим на её дрожащем пальце. Сергей, отчим Лизы, держался в стороне, играя с телефоном и стараясь не выглядеть нервным. Он не знал, как ей помочь после похорон, разве что говорил что-то вроде: «Давай, Лиза, ты должна двигаться дальше, иначе не сможешь жить». Иногда она ненавидела его за это. Но иногда у неё даже не было сил ненавидеть.
Они поехали молча, разбитая «Лада» Марины подпрыгивала на сельской дороге, каждая выбоина толкала руки Лизы. Когда они добрались до парковки, Марина наклонилась и прошептала: «Что бы ни случилось, я люблю тебя, хорошо?» Лиза посмотрела на свои колени, и задние двери с грохотом захлопнулись.
Воздух ярмарочной площади тут же ударил её: запах попкорна, сена, пота и раскалённого на солнце металла. В павильоне люди толпились вокруг деревянных скамеек перед небольшой сценой. Несколько офицеров в форме стояли впереди, явно смущённые. В стороне стояла единственная металлическая клетка с табличкой: «Аукцион служебных собак, снятых с работы». И вот он Рекс, единственное, что ещё казалось Лизе реальным в её матери.
Не память, не фотография, а Рекс, его морда теперь побледнела от возраста, но глаза оставались тёмными и острыми. Он сидел так, будто это место принадлежало ему, но его хвост едва шевелился. Его взгляд скользнул по толпе, затем инстинктивно остановился на Лизе. По её спине пробежала дрожь.
Молчаливые месяцы Лизы проходили в ночных шёпотах Рексу через забор возле старого участка, когда все уходили. Она доверяла ему то, что не могла сказать никому другому: секреты, боль и то, как сильно она хотела, чтобы её мать вернулась домой. Рекс не отвечал, но слушал, и этого было достаточно.
Мужчина в помятом синем костюме выкрикнул слишком бодрым голосом: «Сегодня у вас есть шанс стать частью истории Берёзовки! Наш легендарный Рекс, прослуживший пять лет в полиции, вышел на пенсию после того, как офицер Соколова покинула нас. Он ищет новый дом. Давайте подарим ему немного любви, хорошо?»
Лиза так крепко сжала свою сбер
