ХОЗЯЙСТВЕННЫЙ МУЖИК
Едем к тестю в деревню, за сотню вёрст от города. В старый дом, где он родился и вырос. Откуда сбежал на фронт семнадцатилетним пацаном и куда вернулся в сорок пятом с культяпкой вместо правой руки…
— А Миши нет! За дровами ушёл! — огорчает нас тётя Люба, его старуха. — В соседнем селе клуб ломают. Дом отдали на разбор!
Тестю под восемьдесят. Но мужик ещё крепкий. Не то что нынешние.
— Далеко село-то? — спрашиваю тётю Любу.
— Да куда уж далеко! — машет она рукой. — Вёрст пять, не больше!
Мы с женой переглядываемся.
Через время он «приезжает». Транспорт — древняя детская коляска семидесятых, без короба, едва не падающая под тяжестью старых досок.
Скидывает с плеч перекрещенные ремни, которыми тащил поклажу.
— Вот! — хвастается нежданной добычей. — Ещё пару ходок — и на зиму хватит!
— Как распиливать-то будете, Михаил Петрович? — помогаю складывать доски в поленницу.
— А вон станок!
Показывает на корявый верстак с самодельными приспособами для пилки. Рука-то одна.
На верстаке — ржавая ножовка с железной ручкой. Такую же держал мой отец. Ей я впервые пробовал пилить доски.
Сердце сжимается. Хочу помочь — могу на джипе доски перевести, рабочих нанять.
— Может, чем подсобить, Михаил Петрович?
Но он не слушает. Одной рукой останавливает меня, снова набрасывает ремни.
— Фуры только мешают! К обочине жмутся — того и гляди, собьют!
Машин и правда много. Огромные, длинные, несутся через деревню. Трасса на Киев…
— Любка! Я пошёл! — кричит он жене.
Та выходит проводить и, когда он скрывается за воротами, с гордостью говорит:
— Добытчик!
Только сейчас до меня доходит. Ему помощь не нужна.
Он живёт, чтобы чувствовать себя мужиком. Не мужчиной — именно мужиком. Хотя всю жизнь проработал завкафедрой в экономическом институте.
Смотрю вдаль. По обочине бредет старик с покорёженной коляской. Без кузова, на сплетённых ремнях и бельевых верёвках, крест-накрест перетянутых через грудь. В этой коляске когда-то возили мою будущую жену.
Он напоминает бурлака. Только вместо барж — рёв фур, чад выхлопов, копоть…
Не выдерживаю. Беру сына, едем в строительный.
Оставляем на его верстаке новую шведскую ножовку, с калёными зубьями, в футляре.
Через пять лет забрали его к себе. В тепле и комфорте он не протянул и полугода…
Потом, после похорон, на поминках, найду ту ножовку — нетронутую, в футляре, на серванте. Односельчане скажут:
— Берег! Хозяйственный мужик был!
— Точно, — киваю. — Мужик. Теперь таких не делают…
