Шрамы и дружба: история непобеждённой души
Мы с Дашей сидим на её балконе на 15-м этаже новостройки в подмосковном Одинцово. Даша с отцом и бабушкой перебрались сюда четыре года назад. Её отец — юрист в строительной компании, которая возводила этот дом. Квартиру выбрали с просторным балконом специально для Даши, чтобы она могла предаваться своей страсти. Отец мог себе это позволить. Балкон утеплён: тёплые полы, батареи, стены отделаны приятной на ощупь фактурной плиткой. Даша без ума от комнатных растений и аквариумных рыбок. В квартире пять аквариумов — по одному в каждой комнате и здесь, на балконе.
Этот аквариум — угловой, с мягкой подсветкой и замысловатой системой фильтрации, в которой я ничего не понимаю, а Даша может рассказывать часами. Внутри — керамический замок с башенками и арками. Рыбки выплывают из его окон, словно жильцы сказочного подводного царства. Четыре ярко-оранжевые рыбки, названия которых я вечно забываю, и один необычный — сомик, которого Даша зовёт золотистым птериком. Он — санитар аквариума, неутомимый уборщик.
Даша знает о своих рыбках всё. Она активна на форумах аквариумистов, пишет статьи для профильных сайтов, её там ценят. С той же страстью она ухаживает за растениями. После переезда её комната превратилась в цветущие джунгли. На балконе вьётся плющ, висят кашпо с фиалками, стоят горшки с мини-ёлочками и бонсай.
Мы сидим в этом зелёном оазисе, глядя через панорамное окно на Москву-реку, крыши домов и парк вдали. Справа внизу гудит трасса, ведущая в Звенигород и Кубинку. Даша рассказывает о поездке с отцом за грибами. Они забрались в такую глушь, куда смог пробиться только их внедорожник. Набрали полные корзины, потом три дня с бабушкой солили и мариновали.
— Жалко, папа теперь почти не бывает дома. Работает даже в выходные. Погода отличная, а скоро дожди зарядит, и никуда не вырвемся. Света, давай ещё раз попробуем сфоткаться? — Даша смотрит на меня умоляюще.
Я вздыхаю. Идём в её комнату — такую же зелёную и уютную, как балкон. Даша садится перед самодельным белым фоном. Я делаю несколько кадров, потом пытаемся их обработать на ноутбуке. Ей нужны фото для документов, но задача кажется невыполнимой.
Снимки не получаются. То ли я никудышный фотограф, то ли дело в другом.
— Даш, хватит зацикливаться. Внизу фотостудия, сейчас схожу, договорюсь.
Даша нехотя соглашается. Она забирается в кресло на балконе, кутается в плед и отворачивается к окну.
Я беру ключи и бегу вниз. Фотограф — молодой парень, скучает за стойкой. Объясняю, что нужно фото на документы, но сниматься будем дома, на 15-м этаже.
— Это будет стоить…
— Нам всё равно, сколько. Фото нужны срочно.
Поднимаемся. Парень замирает перед аквариумом, разглядывая рыбок с восхищением. Я мнусь.
— Понимаете… Постарайтесь не акцентировать… У девушки лицо сильно пострадало, поэтому она не пришла в студию. Пожалуйста.
— Да без проблем. Клиент платит, остальное не моё дело.
Зову Дашу. Она выходит, закутанная в плед, будто в кокон, молча садится перед фоном. Фотограф настраивает камеру, украдкой поглядывая на неё.
— Готово. Снимайте плед.
Даша медленно убирает ткань, выпрямляется. Лицо фотографа бледнеет, в глазах мелькает шок.
— Чёрт… — вырывается у него.
— Снимайте, — глухо говорит Даша.
Он быстро щёлкает затвором, и я провожаю его к двери.
— Сестра?
— Нет, лучшая подруга. Она невероятная, сильная…
— Верю. Но в следующий раз предупреждай заранее.
— Я предупреждала…
— Да, но когда увидел… Сколько она такая?
— Двадцать два года.
— Жесть… Бедняжка.
Я протягиваю деньги. Он отмахивается:
— Через час приходи, снимки будут.
Возвращаюсь к Даше. Она снова на балконе, в пледе, плечи дрожат — плачет. Я обнимаю её, глажу по голове, качаю, как маленькую.
— Ничего, Даш. Всё проходит, и это пройдёт. Смотри, листья в парке уже жёлтые. Хочешь, сбегаю за твоими любимыми кленовыми? Или за мороженым? Устроим пир?
— Мороженое в холодильнике, Свет. Ешь… Мне не хочется.
Десять лет назад я шла по знакомому коридору больницы в Москве. Встречные медсёстры, врачи, санитарки улыбались мне, я здоровалась со всеми.
На посту дежурила пожилая медсестра:
— Света, сколько дома была? Месяца четыре? Опять штопаться?
— Ага, Валентина Ивановна. Надеюсь, в последний раз.
— Посмотрим, куда тебя пристроить… Первое отделение на ремонте, у нас теснота. Даже в детской палате кроватки уплотнили.
Я заглянула через стекло в детскую. Десять кроваток вместо шести, все заняты.
— Есть место в 12-й. Пойдёшь?
— Полубокс? Конечно!
Валентина Ивановна вздохнула, улыбнулась криво.
— Пошли. Там девочка хорошая, Даша Морозова. Ваши ровесницы. Только… к ней привыкнуть надо. Она тоже обгорела. Сильно.
— Подумаешь, обгорела. Видали и не такое.
12-я палата — почти люкс. Душ, туалет, маленький холодильник, две функциональные кровати. Можно даже телевизор поставить.
Я вошла. Моя кровать у двери была свободна. У окна сидела фигурка, укутанная в одеяло с головой. Медсестра включила свет, помогла разобрать вещи. Девочка молчала, глядя из-под одеяла. Видны были только глаза.
— Дашенька, это Света. Она добрая, вылезай.
Медсестра потянула одеяло. Я замерла. У Даши не было лица. Ни волос, ни ушей, вместо носа — отверстия, губ почти не видно. Шею поддерживал поролоновый воротник. Щёк не было — сплошные рубцы, как у меня на спине и ногах. Но мои шрамы скрывала одежда. А её…
Её глаза — огромные, тёмно-карие — казались чужими на изуродованном лице.
Я собралась, подошла и сказала:
— Привет, рада познакомиться. Будем дружить?Мы сидели в тишине, слушая, как сомик лениво копошится в грунте, и в этом спокойствии было больше понимания, чем в любых словах.
