Два букета для мамы
Самым любимым уголком маленького Серёжи в доме была старинная шкафуголок. Огромный, потёртый темнокоричневый шкаф стоял в дальнем углу их комнаты с родителями. Дверцы, тяжёлые для крошечных ручек Серёжи, скрипели, стонали и визжали при каждом открытии. Внутрь он складывал свои простые игрушки плюшевого мишку с оторванным ухом, клоуна в огромном синезнокрасном колпаке, подаренном мамой на Новый год, и коня. Дада, именно коня.
Конь когдато был чёрным, с гривой цвета вороньих крыльев. С годами чёрный пластик потрескался, местами обгорел от солнца, но грива почти полностью сохранилась. Серёжа ухаживал за конём, подкармливая его травкой.
Шкаф был тайным миром мальчика, его Нарнией, где происходили настоящие чудеса: клоун становился рыцарем, скачущим на верном коне и охраняющим прекрасную принцессу от злого мишки. Что происходило дальше после победы рыцаряклоуна, мальчик ещё не придумал, а в самые захватывающие моменты его прерывала бабушка.
Бабушку Серёжа почемуто боялся. У неё всегда были грязные, словно после долгой работы на огороде, руки, морщинистое лицо, будто только что вспаханная земля, и голос резкий, громкий, как лаем их пёсика Бориса, который всё лето жил в будке наружу и, вероятно, простудился, так что лаял хрипло и прерывисто.
Серёже было жалко Бориса, особенно зимой, когда резкий февральский ветер рвал ставни, а вьюга почти полностью засыпала будку. Однажды в особенно лютую ночь мальчик тихонько выбрался из дома в фланелевой пижаме с мишками и в носках, пробираясь сквозь сугроб, чтобы спасти собаку. На полпути его догнали мамин тревожный крик и бабушкино возмущение. Мама стояла в прихожей в накинутой на плечо сумке, вглядываясь в темноту и звала:
Сыночек, Серёжа, где ты?
Позади неё бубнила бабушка:
Возвращайся, сынок! Куда полез, дурень! Весь в следах от отца, того же самого запутавшегося!
«Тот же самый запутавшийся отец», как всегда, был в пути у него важная работа. Мальчик не совсем понимал, кто такой «дальнобойщик», но, видимо, дело важнее его, ведь папа приезжал редко, лишь похлопывал сына по спине, спрашивал «как дела» и сразу шёл спать.
Бабушка ласково называла его «дальнобабушка», а мама закрывала глаза и говорила:
Не бойся, сыночек, мы справимся! Ты мое счастье, уже большой паренёк. Смотри, что я тебе дарю. Это папин часы. Как у взрослого. Папа придёт, когда маленькая и большая стрелка встретятся внизу, а в окошке с датой будет написано 12. Запомни? Не потеряй.
Серёжа гордился, что у него есть папины часы, как у взрослого. Но всё же ему было неловко смотреть, как его друг Фёдор радостно прыгает рядом с отцом в воскресное утро, держась за удочки: у отца большой спиннинг, а у Фёдора маленькая удочка и ведёрко, в которое никогда не ловится ничего пригодного.
Даже шестилетняя Агриппина, которую мальчик, откровенно говоря, считал глупой, потому что она ещё не умела читать, в отличие от него, Серёжи, который уже в пять лет мог громко прочитать вывески «Аптека» и «Оптика» (хотя не совсем различал их), каждое воскресенье гордо садилась в белый «Нива» своего отца и ехала с ним на базар.
Серёжа мечтал, что однажды папа посадит его рядом в большой грузовик, где он работает, и они отправятся вместе по мужским делам. Но в редкие дни, когда папа был дома, его настроение было не к сыну: они с мамой ссорились. Мама плакала, бабушка ворчала, папа громко хлопал дверью и выходил курить. Маленький прятался в любимом шкафу и плакал, прижав к себе верного мишку. Настоящие мужчины, конечно, не плачут, но ни мишка, ни клоун никому этого не скажут. Это останется их тайной.
Тот день был мамин день рождения. Серёжа мчался домой со двора, когда вдруг остановился. На тротуаре напротив он увидел папу, который держал за локоть молодую девушку в красном платье. Она смеялась, а в его руках светился букет роз такой большой и красивый, что мальчику перехватило дыхание.
Для мамы! вспыхнуло в его голове. Сегодня же мамин праздник! Точно для неё! И сердце его затрепетало от радости.
Вечером мама с бабушкой накрыли праздничный стол: ароматный картофель только что вышел из печи, прозрачный желейный холодец качался в формах, хрустящие солёные огурцы из погреба и огромный торт, украшенный розовыми кремовыми розами. Правда, одной розы на торте не хватало: Серёжа не удержался и украл её раньше, чем следовало. Когда гости уже сели за стол, вернулся папа. В руках он держал букет но уже не тот. Скромные белые хризантемы, завёрнутые в сероватый бумажный пакет. Мама засияла, обняла его за шею и, словно девочка, рассмеялась от счастья.
Серёжа затаил дыхание, уже собираясь спросить, где же первые цветы, куда они делись. Но посмотрел на маму она выглядела такой красивой в новом розовом платье, которое ей шло, щеки её покраснели от радости или от танцев. И мальчик промолчал.
Позже он сидел в тёмном шкафу, среди мишки и клоуна, крутил на запястье папины часы. Когдато такие важные, взрослые, волшебные. Стрелки стояли, как неживые. Он несколько раз постукивал, но всё было напрасно. Слёзы подступили к глазам, но в этот раз он не заплакал. Вдруг стало ясно: плакать зря. Он уже не тот ребёнок, что ждёт папу с дороги.
Сергей положил часы на полку между мишкой и клоуном и тихо закрыл дверцу шкафа. Теперь в его Нарнии больше не было чудес.
В комнате мама пела полголоса, разбирая подарки. Серёжа подошёл, обнял её за талию и почувствовал, как она дрогнула.
Я с тобой, мамочка, произнёс он тихо, но твёрдо. Я всегда с тобой
