Два букета для мамы
Любимым местом маленького Богдана Иванова в доме была старинная скандинавская шкафа. Огромная темнокоричневая шкафа, стоявшая в углу его комнаты с родителями, имела тяжёлые дверцы, которые скрипели и стучали, как будто просили помощи. Маленький Богдан складывал туда свои простые игрушки плюшевого мишку с оторванным ухом, клоуна в ярком синеекрасном колпаке, подаренном мамой на Новый год, и лошадку. Дада, именно лошадку.
Лошадка когдато была чёрной, с роскошной гривой цвета вороньих крыльев. С годами пластик потускнел и местами обгорел от солнца, но грива почти не пострадала. Богдан ухаживал за ней, поднося в траву.
Шкафа стала для мальчика тайным миром, его собственной Нарнией, где происходили чудеса: клоун превращался в рыцаря, скачущего на верной лошади, защищающего прекрасную принцессу от злого мишки. Что происходило дальше, Богдан ещё не мог придумать, а в самые захватывающие моменты его игра прерывалась, когда начинала искать бабушка.
Бабушку Богдан боялся, потому что у неё всегда были грязные, как после рытья, замёрзшие руки, морщинистое лицо, напоминавшее только что вспаханное поле, и громкий голос, резкий, как лай их дворовой собаки Барса, который весь год жил в будке и, вероятно, простудился, поэтому лаял хрипло.
Богдану было жалко Барса, особенно зимой, когда лютый февральский ветер чуть не вырвал окна, а вьюга почти полностью покрывала будку снегом. Однажды в особенно холодную ночь мальчик, в фланелевой пижаме с мишками и в штанишках, тихо выскользнул из дома, чтобы спасти собаку. На полпути его догнал тревожный голос мамы и строгий крик бабушки. Мама стояла у двери в накидке, глядя в тёмный двор, и крикнула:
Сынок, Богдан, где ты?
Бабушка, не отступая, воскликнула:
Возвращайся, сынок! Куда ползёшь, глупица! Всё изза твоего далёкого папы, такого же «запылённого»!
«Запылённого папы», как всегда, не было дома у него была очень важная работа. Маленький не совсем понимал, кто такой «далёкобой», но знал, что папа приезжает редко, проступает плечо, спрашивает «как дела» и сразу идёт спать.
Бабушка называла его «далёкобабой», а мама закрывала глаза и говорила:
Ничего, сынок, справимся! Ты моё радостное солнышко, уже почти большой мальчишка. Смотри, что я тебе дарю. Это папин часы. Как у взрослого. Папа приедет, когда маленькая и большая стрелки встретятся внизу, а в окошке даты будет написано 12. Запомни? Не потеряй.
Богдан гордился, что у него есть папин часы, как у взрослого. Но ему всётаки было неловко смотреть, как его друг Фёдор Подосин весело подпрыгивает рядом с отцом в воскресное утро, держась за удочки: у отца огромный спиннинг, а у Фёдора крошечная удочка и ведёрко, в которое никогда не попадает ничего полезного.
Даже шестилетняя Марьяна, которую Богдан, честно говоря, считал неумелой, потому что она всё ещё не умеет читать, в отличие от него, уже в пять лет могла громко прочитать вывески «Аптека» и «Оптика», хоть и не совсем различая их. Тем не менее Марьяна каждое воскресенье гордо садилась в белый «Нива» своего отца и ехала с ним на базар.
Богдан мечтал, что однажды папа посадит его рядом в большую ГАЗ3307, на которой он работает, и они отправятся в «мужские дела». Но в те редкие дни, когда папа был дома, он был недоступен: они с мамой ссорились, мама плакала, бабушка возмущалась, папа грохал дверью и выходил курить на улицу. Мальчик прятался в своей любимой шкафе, всхлипывая, прижимая к себе верного мишку. Настоящие мужчины, конечно, не плачут, но и мишка, и клоун никому об этом не расскажут. Это останется их тайной.
В тот день был день рождения мамы. Богдан мчался домой с двора, когда вдруг замер. На тротуаре напротив он увидел папу, держащего за локоть молодую девушку в красном платье. Она смеялась, а в его руках блестел огромный букет роз, такой красивый, что у мальчика от неожиданности захватило дыхание.
Для мамы! вспыхнула мысль в голове. Сегодня же мамин праздник! Точно для неё! и сердце его затрепетало от радости.
Вечером мама с бабушкой накрыли праздничный стол: ароматный картофель только что вынутый из печи, прозрачный холодец в пробках, хрустящие огурчики из погреба и огромный торт, украшенный розовыми кремовыми розами. Правда, на торте недоставало одной розы: Богдан не удержался и украл её раньше времени. Когда гости уже сели за стол, пришёл папа с букетом но не тем. Сдержанные белые хризантемы, завернутые в серый папиросный лист. Мама засияла, обняла его за шею и, словно девочка, рассмеялась от счастья.
Богдан задержал дыхание, хотел спросить, куда делись первые цветы, но вместо этого посмотрел на маму она выглядела великолепно в новом розовом платье, её щеки покраснели от радости или от танца. И мальчик молчал.
Позднее он сидел в тёмной шкафе среди мишки и клоуна, крутил на запястье папин часы. Когдато они были важными, взрослыми, волшебными. Стрелки стояли неподвижно, как будто замёрзли. Он несколько раз теребил их, но без результата. Слёзы подступили к глазам, но он не заплакал. Внезапно осознал: плакать зря. Он уже не был тем мальчиком, который ждёт папу с дороги.
Богдан положил часы на полку между мишкой и клоуном и тихо закрыл дверцу шкафа. В его Нарнии больше не было чудес.
В комнате мама пела наполовину голосом, распаковывая подарки. Богдан подошёл, обнял её за талию и почувствовал её лёгкое дрожание.
Я с тобой, мама, сказал он тихо, но твёрдо. Я всегда с тобой.
И понял он, что часы могут показывать время, а настоящие ценности измеряются тем, кто рядом, и тем, как мы умеем держаться друг за друга, даже когда мир меняется вокруг.
