Два года прошли, а моя дочь исчезла из моей жизни, и мне уже почти семьдесят
С тех пор она не произнесла ни слова, словно вычеркнула меня из своей судьбы.
Мою соседку, Галину Петровну, знает весь наш переулок. Ей шестьдесят восемь, она живёт одна. Иногда я захожу к ней с куском сладкого к чаю просто из доброты. Галина Петровна вежливая, улыбчивая женщина, любит вспоминать совместные поездки с покойным мужем, но о семье говорит лишь отрывками. Перед прошлыми праздниками я принесла ей угощение, и она вдруг решилась открыть правду, которой до сих пор сердце сжимается.
Когда я вошла, Галина Петровна выглядела подавленной. Обычно бодрая, в тот вечер она сидела, глядя в одну точку, молча. Я не стала задавать вопросы, просто наложила чай, поставила блюдце с печеньем и присела рядом. Она молчала, будто боролась с самим собой, а потом, тяжело вздохнув, произнесла:
Два года Ни звонка, ни письма. Пыталась дозвониться номер не существует. Я даже адрес её не помню
Эти слова проскользнули сквозь годы. И будто пробил свет, Галина Петровна начала рассказывать.
У нас была счастливая семья. Я и Виктор поженились молодыми, но детей откладывали, хотели сначала побыть вдвоём. Его работа позволяла часто ездить в разные уголки страны. Мы смеялись, обустраивали дом вместе. Он своими руками построил нам просторную трёшку в центре Новосибирска мечту нашей жизни.
Когда родилась дочь, Аглая, Виктор словно ожил. Носил её на руках, читал сказки, каждой минутой её радовал. Я смотрела на них и думала, что больше ничего не нужно. Но десять лет назад Виктора не стало. Он тяжко болел, мы боролись до конца, отдали всё, что могли. И потом пустота, будто сердце вырвали.
После его смерти Аглая отдалилась. Съехала в отдельную квартиру, начала самостоятельную жизнь. Я не возражала взрослая уже, пусть строит своё. Мы ещё навещали друг друга, казалось, всё в порядке. Но два года назад она пришла и, глядя в глаза, заявила, что хочет взять ипотеку и купить своё жильё.
Я вздохнула и призналась правду: помочь не могу. С накоплений, что мы с Виктором собрали, почти ничего не осталось всё ушло на лечение. Моя пенсия хватает лишь на коммунальные услуги и лекарства. Тогда она предложила продать нашу трёшку. «Куплю себе однокомнатную за городом, а оставшиеся деньги пойдут вам на первый взнос», сказала она.
Я не смогла согласиться. Дело было не в деньгах, а в памяти. Эти стены, каждый уголок будто рукой Виктора вырезаны. Здесь вся моя жизнь. Как я могу отдать её? Она кричала, что отец всё делал для неё, что квартира в конце концов будет её, что я эгоистка. Я пыталась объяснить, что хочу лишь, чтобы она когданибудь вернулась, вспомнила наш дом Но она не слышала.
Тогда она ударила дверью и ушла. С того момента тишина. Ни звонка, ни поздравлений. Позже я случайно узнала от подруги, что Аглая всё же взяла ипотеку и теперь работает на двух работах без отдыха, без семьи, без детей. Подруга её не видела уже полгода.
А я жду. Каждый день гляжу в телефон, надеясь услышать её голос. Но он молчит. Видимо, она сменила номер, не хочет меня видеть. Думает, я её предала. Мне почти семьдесят, и я не знаю, сколько ещё просижу в этой квартире, сколько вечеров проведу у окна в ожидании. И всё ещё не понимаю, чем же так я её обидела.
