Прошло два года. С тех пор моя дочь ни разу не позвонила и не написала ни строчки. Она не хочет меня видеть, а мне уже скоро семьдесят.
Моя соседка, Алевтина Степановна, недавно отпраздновала 68 лет. Живёт одна, и я иногда заглядываю к ней с пирогами или конфетами, чтобы скрасить её одиночество. Она удивительно светлый человек — добрая, с мягким юмором, любит рассказывать о своих поездках, о жизни. Но о семье почти не говорила. Лишь однажды, перед праздником, она неожиданно открылась.
В тот вечер она была какая-то не такая — взгляд потухший, улыбка натянутая. Я принесла домашний пирог с яблоками, поставила чайник. Сидим молча, и вдруг она тихо начинает:
— Два года… — голос дрожит, как берёзовый лист на ветру. — Два года, как дочь не звонит, не пишет… Я сама пробовала — её номер больше не существует. Наверное, сменила. Даже не знаю, где она теперь…
Тяжело вздохнула и продолжила.
Когда-то у нас была счастливая семья. С Владимиром познакомились молодыми, не спешили с детьми — путешествовали, на жизнь зарабатывали. Он работал в хорошей фирме, возил меня с собой в командировки. Вместе копили, мечтали.
Со временем купили трёшку в Новосибирске. Он сам делал ремонт — каждую деталь выверял, как часовой механизм. Этот дом был для нас не просто стенами, а воплощением всех надежд.
Потом родилась наша Леночка. Володя души в ней не чаял — на руках носил, перед сном сказки читал, в парке катался с неё дотемна. Казалось, жизнь удалась.
Но счастье оказалось хрупким. Десять лет назад Володя умер после долгой болезни. Мы потратили почти все сбережения, но врачи развели руками. С его уходом дом опустел — будто свет погас.
После папиной смерти Лена стала отдаляться. Всё реже ночевала дома, потом съехала на съёмную. Я не держала — понимала, что нужно личное пространство. Иногда созванивались… До того дня.
Два года назад она пришла с просьбой: взять ипотеку на квартиру. Хотела, чтобы я продала нашу, купила себе однокомнатную, а разницу отдала ей на первый взнос.
Я не смогла. Не из-за жадности. Просто этот дом — последняя нить, связывающая меня с Володей. Здесь всё его: и обои, которые он клеил, и запах книг в шкафу…
Я попыталась объяснить, но она не слушала.
— Папа строил это для меня! — крикнула. — А ты держишься за стены, как за могильный крест!
Хлопнула дверью — и всё. С тех пор ни звонка, ни смс.
Недавно узнала от знакомой: Лена всё-таки взяла ипотеку. Работает на двух работах, живёт в съёмной однушке. Ни мужа, ни детей — только работа и долги.
Я звонила — номер не существует. Знакомая говорит, выглядит уставшей, похудела. Но никого к себе не подпускает.
Не знаю, как до неё достучаться. Как извиниться, если даже не понимаю, за что. Мне скоро семьдесят, а сердце болит каждый день.
Сижу у окна, смотрю в темноту — вдруг увижу её силуэт в дверях? Услышу: «Мама, я соскучилась…» Но, наверное, это уже несбыточно.
Иногда думаю: правильно ли я поступила? Может, стоило отдать квартиру ради её будущего? Или была права, сохранив память?
Ответа нет.
Только тишина в пустых комнатах и фото Володи на стене, с которого он будто спрашивает: «Как же так вышло?..»
А я не знаю, что ответить…
