ДВА ЛАТТЕ.
— Добрый вечер, Татьяна Сергеевна! Как всегда, два латте? — с улыбкой спросила я, с тревогой разглядывая её маленькое, изрезанное морщинами, но по-прежнему обаятельное лицо.
— Здравствуй, Олечка! Да, два латте, как обычно. И булочку, будь добра, — попросила она, зацепив трость за стул и, с трудом подавив гримасу боли, опустилась за столик у окна.
— Мы все волновались, где же вы сегодня? Неужели забыли, какой день? Я даже выбегала на улицу в надежде вас увидеть, — сказала я, кивнув новой официантке.
— Милая, то, о чём ты подумала, со мной обязательно случись, но не сегодня, — усмехнулась Татьяна Сергеевна. — А причина проста — банкомат проглотил карточку. Пришлось в банке новую оформлять, а там очередь — будто все бабушки района разом решили доллары скупать! — шутила она, но усталость проступала в её голосе.
Её руки, всегда в чёрных кружевных перчатках, дрожали, губы подрагивали. Годы не щадят никого…
Я работаю администратором в маленькой кофейне в самом сердце Москвы. Этот город хранит множество историй, но сейчас — лишь одна из них.
Начала я здесь в пятнадцать, мечтая заработать маме на новый телефон. Сначала мыла полы, потом стала официанткой. Теперь учусь на психолога заочно, а жизнь преподаёт мне уроки здесь, среди аромата свежего кофе, который будоражит память и пробуждает давно забытые чувства.
Люблю наблюдать за людьми. У нас бывают и шумные компании подростков, и влюблённые парочки, и молодые мамы с детьми. Но одна пара запомнилась мне особенно.
Высокий седой мужчина и женщина, отчаянно борющаяся с годами, приходили каждую субботу. В дождь, снег или жару — Сергей Петрович и Татьяна Сергеевна неспешно гуляли по старым улочкам и неизменно заходили к нам.
— Замёрзла, упрямая моя? — ворчал он. — Говорил же, бери зонт! Ноги с вечера ломило — верный признак дождя.
— Не растаю, — отмахивалась она, кокетливо отставляя мизинец.
— Точно! Как тогда осенью, помнишь? Бронхит потом месяц лечили! — кипятился он.
— Да хватит ворчать, дедушка! Лучше закажи мне ещё булочку, — смеялась она.
А он заказывал, любуясь, как она с наслаждением откусывает кусочек, жмурясь от удовольствия.
— Как ты так аппетитно ешь? — удивлялся он. — Мне приятнее смотреть, чем есть самому. После операции еда — сплошное мучение…
Год назад Сергея Петровича не стало, но Татьяна Сергеевна по-прежнему приходит. Заказывает два латте, но пьёт только одно. Второе стоит нетронутым. Она садится у окна, молча размешивает сахар и смотрит в стекло, будто ждёт кого-то. Иногда плачет, аккуратно промокая глаза платочком.
Однажды она рассказала мне их историю.
Познакомились они в библиотеке. Она упала со стремянки, а он подхватил её.
— Вы не ушиблись? — спросил он тогда. А она лишь краснела, чувствуя, как тонет в его глазах.
Через три месяца они поженились.
— Я знала — он мой, — говорила она. — Да, бывало всякое, но я ни разу не пожалела. Когда я болела, он носил мне чай с малиной… Не хватает его, Оль. Половины меня больше нет. Но я верю… Надо только потерпеть.
Хозяйка кофейни не раз предлагала не платить, но Татьяна Сергеевна всегда отказывалась.
— За всё в жизни надо платить, — говорила она.
Вот и сейчас, расплатившись, она медленно вышла, опираясь на трость. Я смотрела ей вслед и плакала.
На столе остались две чашки — одна пустая, другая полная.
Пока на свете есть такие люди, хочется жить. И любить. Несмотря ни на что.
