Пронзило меня сегодня памятью о тех годах. Сидел с бабушкой за чаем, и полились воспоминания… Жили мы с Настей семь лет, со школы неразлучны. Детей Господь не давал. Бабка моя, непреречь, твердила:
“Обвенчайтесь законно, дитятки! Божья благодать снизойдет, наследникам путь откроет”.
Не спорил с ней. Сделал Насте предложение.
Свадьбу гуляли знатно. Кольцами обменялись, штамп в паспорте – вот и семья. Но заминка вышла: бокалы молодые бить – на счастье без слез. Мой разлетелся вдребезги, а Настин – целёхонек покатился. Гости зашептались:
“Ох, знак недобрый! Не жить им душа в душу”.
Мы отмахнулись: “Чепуха!” Гулянье и пошло.
А после свадебного шума – жизнь началась. И тут Настя, став законной женой, властвовать пустилась. Все не так, все не то. Пилить стала по мелочам. Потом и вовсе:
“Зря расписались, Роман. Разные мы, как день и ночь. Расстанемся”.
…Всю вину на тёщу валил. Настоящая старуха из “Золотой рыбки”. Мало ей внимания, денег, места в двушке… А коль зять в её “кровью добытой” квартире окопался – так и вовсе пилила нещадно: “Где твой миллион? Хватит с копеек на копейки перебиваться!” Год терпел нападки обеих. Потом услышал:
“Уходи”.
Насте переспросил: “Это ваше с мамкой решенье?”
“Да! При чем тут мама?!” – огрызнулась.
Стал вещи собирать, поглядывал – авось, смилуется? Настя бровью не повела.
“Прощай, жена. Извини, коль что”, – вздохнул.
“Прощай!” – дверь за мной грохнула.
Ушел от очага. Но долго горевать не пришлось. Взяла меня сразу в оборот другая. Парнем я был видным – высоким, крепким, обходительным. Оля с работы давно глаз положила. Заметила, что я хожу квёлый, шутить перестал, предложила вечером встретиться. Я – от скуки согласился.
Оля – девка свободной руки, видная, с честным именем. Прогулялись по парку, в кафе кофе попили. Я всю подноготную ей выложил. Охала, жалела, утешала меня… И вдруг выдает:
“Ромка, слепой ты? Не видишь, как ловлю взгляд твой каждый? Давно люблю!”
Я-то догадывался. На работе она при моем появлении – то багровая, то бледная, голос теряла. Цветком красивым казалась, да женатым был – рот на замке. А тут… думаю: “Лакомый кусок в зубы просится? Пронести мимо?”
…Наутро вместе на работу приехали. Коллеги – перемигнулись. Знать, Оля своего добилась. Поголовно все знали – по мне сохла, но порога женатого не переступит.
Переселился к Оле.
Бабочкой красивой вокруг меня порхала. Предугадывала любое хотенье. Не нарадовалась. Я звал её Светлячком – теплом души лучилась.
…Познакомила с отцом. Батя у неё – чиновник знатный. Видит – дочка пропала. Изрек:
“Живите. Свадьбу справим потом. Погляжу сперва, что за фрукт зятек твой”.
Не знал он, что я женат. Оля не решилась сказать – нрав у бати крутой.
Радовались мы! Даже на Сочи слетали. Батенька и спонсировал: “Для дочери ничего не жалко!”
…Прошло три месяца. Звонит Настя: “Вертайсяй. Ребенка жду, отца требует”. Скрепя сердце, вернулся. Оля без возражений отпустила: “Ромка, ждать буду. Всегда…”
…Через полгода родилась у Насти дочка – Варюша. А неделю спустя – звонок от Оли: “Встречай… из роддома”. Родила она Настеньку.
Примчался я с цветами, вопросами. Встречал Олю её батя, корзину алых роз держа.
Поцеловал Олю, букет вручил. Видит она – в глазах моих страх и немой вопрос.
“Наша дочка, Ромка. Поздравляю!” – слабо улыбнулась.
Стою, как пень. В уме даты сбиваю… Она перебила:
“Не трясись. Не перебьем с Настей твою дорогу”.
Батенька на мой поклон – статуей немой стоял.
И пошло: стал на два дома жить. Прознали друг о дружке – Настя про Олю, Оля про Варечку. Страдали молча. Настя саму себя грызла: “Зачем выгнала? Ныне отцовщизну дочери терпи”.
Оля
А душа моя давно расколота на осколки, что больно впиваются при каждой встрече с дочками, которых я одинаково люблю, но всем им сразу быть отцом настоящим сил уже не хватает.
Два Мира
