Последние две недели я нянчила внука, а вместо благодарности получила скандал — невестка заявила, что я всё делаю не так.
Всё началось глубоким вечером. За окном уже сгущались сумерки, когда зазвонил телефон. На экране — имя сына. Его голос дрожал: «Мама, Ольгу увезли на скорой. У неё сильные боли, врачи не стали ждать. Я еду с ней, а Степу оставить не с кем… Только ты…» Через сорок минут на пороге стоял мой Денис с переноской, пакетами и полуторагодовалым малышом. В его глазах читалась тревога. Конечно, я не отказала, хотя с Ольгой у нас были, мягко говоря, непростые отношения.
С тех пор как родился Стёпка, я словно стала чужой в их доме. Сколько раз предлагала помочь — и с готовкой, и с ребёнком, и просто дать им отдохнуть — в ответ звучало одно: «Спасибо, мы сами». Не лезла. Но сердце болело — я же бабушка, мне тоже хочется быть рядом. В последний раз видела внука в марте. А потом Ольга и вовсе отдалилась. Во время карантина началась настоящая мания: всё протиралось хлоркой, двери открывались через рукав, о визитах и речи не шло.
И вот теперь, когда грянул гром, меня наконец позвали. Сын оставил целый арсенал: баночки, кремы, расписанный по минутам режим, сменную одежду и даже физбол. «Ольга укачивает Степу только на мяче, иначе не засыпает», — торопливо пояснил он. Я кивнула, хотя про себя подумала: «Ну уж нет, ребёнок должен спать без всяких выкрутасов». Отправив сына в больницу, позвонила на работу и взяла отпуск за свой счёт. Не впервой — и не с такими трудностями справлялась.
Первая ночь была адом. Малыш орал так, что стучали соседи — спрашивали, всё ли в порядке. Извинилась, объяснила. Пожали плечами, ушли. Но к третьему дню он уже засыпал быстрее. Я гладила его по спинке — ровно, спокойно. Засыпал под моей ладонью, будто под старую колыбельную.
Через неделю позвонила Ольга. Допрос: чем кормлю, как он спит, какой цвет у каши. Спокойно ответила. Рассказала, что у нас всё хорошо, что Стёпа с удовольствием ест мои домашние пюре — я сама их варю, магазинному не доверяю. Она молчала. Не верила, что ребёнок может спать без мяча и сложных ритуалов.
Прошло две недели. Я жила этими днями, отдавала внуку всю себя. Руки снова вспомнили, как держать младенца, сердце замирало в такт его дыханию. Конечно, устала. Но была счастлива. Наконец-то почувствовала себя бабушкой.
Когда Ольгу выписали, я передала им Стёпку, аккуратно собрала вещи. Ни «спасибо», ни улыбки. Только холодный взгляд и фраза:
— Вы всё делали неправильно.
— В каком смысле? — не поняла я.
— Вы нарушили режим. Теперь он по ночам кричит, а от ваших пюре — сыпь. Я просила следовать инструкциям! Почему вы нас не слушали?
Я онемела. За две недели — ни единой жалобы, и вдруг — обвинения. Вместо благодарности — скандал. Стало обидно до слёз. Я ведь не напрашивалась, я помогла. А в ответ — «всё испортила».
Теперь мне запрещают видеться с внуком. Ольга сказала, что не доверяет мне. Степу я вижу только на фотках, которые Денис выкладывает в соцсетях. Он молчит, не вмешивается. И я не лезу. Но внутри — пустота.
Я не считаю, что была не права. Я вырастила сына без всяких мячей, и он вырос прекрасным человеком. А тут — кормёжка по граммам, сон по расписанию, любовь по методичке. Где здесь душа?
Не знаю, кто прав, кто виноват. Знаю одно: я бабушка, и я люблю своего внука. И если однажды они снова позвонят и попросят о помощи — я не раздумывая открою дверь. Но эта боль, эта чёрная неблагодарность — останется со мной навсегда.
