Всё началось поздним вечером. Уже за десять, когда зазвонил телефон. На экране светилось имя сына — Миша. Голос дрожал: «Мам, Лену увезли на скорой. Сильные боли, врачи решили не рисковать. Я еду с ней, а Петеньку не с кем оставить… Ты же поможешь?» Через полчаса на пороге стоял Мишка с переноской, кучей сумок и полуторагодовалым карапузом. В глазах — страх и надежда. Конечно, я не отказала, хоть с Леной, его женой, у нас отношения, мягко говоря, «как у кошки с собакой».
С тех пор как родился Петя, я была вроде как лишняя в их жизни. Сколько раз предлагала помощь — и с супчиком, и с ребёнком, и просто чтобы дать молодым поспать — в ответ только: «Спасибо, мы сами». Не лезла. Но сердце болело — я же бабушка, хочу быть рядом! В последний раз видела внука ещё по весне. Потом Лена и вовсе отгородилась. Во время карантина начался настоящий маскарад: всё протиралось хлоркой, дверь открывали ногой, о гостях и речи не шло.
И вот, когда грянул гром, меня всё-таки позвали. Миша оставил целый арсенал: банки, кремы, распечатки, одежду и даже этот дурацкий фитбол. «Лена качает Петю только на мяче, иначе не засыпает», — торопливо объяснил он. Я кивнула, хотя про себя подумала: «Да ладно, вырастет — научится». Отправив сына в больницу, позвонила на работу и взяла отпуск за свой счёт. Не впервой — жизнь меня не раз ставила в такие положения.
Первая ночь, конечно, была адом. Малыш орал так, что прибежали соседи — спросили, не режут ли тут кого. Извинилась, объяснила. Пожали плечами, ушли. Но к третьей ночи Петя уже засыпал быстрее. Я гладила его по спинке — медленно, ритмично. Засыпал под мою руку, как под «Спи, моя радость».
Через пять дней позвонила Лена. Допытывалась: чем кормлю, как спит, какой цвет у какашек, сколько грамм пюре. Спокойно ответила. Рассказала, что всё в порядке, что он ест мои домашние пюре — сама варю, не доверяю этим банкам из магазина. Она молчала. Видимо, не верила, что ребёнок может засыпать без мяча и прочих ритуалов.
Прошло две недели. Я жила этим малышом, отдавала ему всю душу. Мои руки вспомнили, как держать младенца, сердце билось в такт его дыханию. Устала, конечно. Но была счастлива. Наконец-то почувствовала себя бабушкой.
Когда Лену выписали, передала внука, аккуратно сложила вещи. Ни «спасибо», ни улыбки. Только недовольный взгляд и фраза:
— Вы всё делали не так.
— Что? — не поняла я.
— Вы сбили режим. Теперь он ночью орет, а от ваших пюре у него сыпь. Я же просила следовать инструкциям! Почему вы нас не слушали?
Я остолбенела. Две недели без нареканий — и вот тебе раз! Вместо благодарности — скандал. Стало обидно до боли. Я же не напрашивалась, я помогала в беде. А в ответ — «всё испортила».
Теперь мне запрещено видеться с внуком. Лена заявила, что мне нельзя доверять. Петю вижу только на фото в соцсетях, которые Миша иногда выкладывает. Он молчит, не лезет. И я не настаиваю. Но внутри всё переворачивается.
Я не думаю, что сделала что-то не так. Сына вырастила без всяких мячей, и ничего — хороший человек вырос. А тут — кормёжка по граммам, сон по минутам, всё по науке. Где тут любовь?
Не знаю, кто прав, а кто виноват. Знаю одно: я — бабушка, и люблю своего внука. И если вдруг они снова позовут на помощь — я открою дверь, не задумываясь. Но этот холод, эта чёрная неблагодарность… Они останутся со мной навсегда.
