Я воспитывала внучку двенадцать лет, убеждённо полагая, что её мать уехала за границу. Однажды девочка произнесла правду, которую я никогда не хотела слышать.
Нет большего счастья, чем смотреть, как растёт ребёнок, которого любишь. Когда двенадцать лет назад в мой дом привёз её полицейский трехлетняя, растерянная, с большими глазами, полными слёз я думала, что это будет лишь временно.
Что Ульяна останется со мной на несколько недель, максимум на пару месяцев, пока моя дочь не вернётся издалека, где, как она говорила по телефону, «по работе». «Мама, позаботься о Ульяне. Мне придётся уехать, иначе не справимся. Я вернусь, обещаю», прошептала она, и я приняла её слова как молитву.
В первые месяцы я каждый день рассказывала Ульяне, что её мама тяжело трудится, чтобы они жили лучше. Придумывала сказки о дальних странах, ярких улицах, поездах и самолетах, которые однажды вернут её маму домой. Писала дочери, просила вести весть, посылала фотографии Ульяны, её первые рисунки, рассказывала, как она учится ездить на велосипеде и говорить «люблю тебя, бабушка» самые дорогие слова на свете.
Ответы становились всё реже и короче. Через время я получала лишь открытки, подписанные «Мама», сланые из разных городов Европы Берлина, Вены, Парижа. Для Ульяны это был знак, что мама гдето помнит о ней. Для меня горькая шутка, с каждым годом всё острее. Но я держалась в этой лжи, ведь верила, что таким образом защищаю внучку от боли.
Наши годы шли спокойно, предсказуемо. Я готовила завтрак, выводила Ульяну в школу, ждала её с обедом, помогала с уроками. По субботам пекли пироги, смотрели мультики, иногда гуляли в парке. Ульяна была умна, чувствительна, слегка замкнута часто спрашивала о маме, но с возрастом реже требовала ответов. В десять лет получила первый телефон и послала маме СМС: «Когда вернёшься?» ответа не последовало.
Всегда казалось, что выдержим. Что когданибудь дочь вернётся, всё объяснит, всё поправим. Я никогда не хотела признаться Ульяне, что боюсь, будто её мать уже никогда не появится. Каждый день убеждала её, что надо верить и не переставать любить.
Правда пришла в обычный день, когда Ульяне было пятнадцать. Она уже почти взрослая, погружённая в мир музыки и книг. Вернувшись из школы, бросила сумку на пол и встала в дверях кухни. В её глазах я увидела то, чего раньше не замечала смесь бунта и боли.
Бабушка, нам нужно поговорить, тихо, но решительно сказала она. Я села за стол, сердце колотилось, будто бы в бешенстве.
Я знаю, что мама не работает за границей, начала она. Я знаю, что она оставила меня здесь, потому что не хотела меня воспитывать. Я нашла её письма в твоём шкафу и сообщения на твоём телефоне. Я даже нашла фотографии с тех открыток эти места не города Европы, а просто картинки из интернета.
Я не смогла найти слов. На мгновение я хотела отрекаться, придумать ещё одну сказку, но силы уже не было. Всё моё враньё обрушилось на меня.
Почему ты меня обманывала? спросила Ульяна, глядя со скорбью, от которой ноги подкашивались. Столько лет я верила, что я важна, что мама когданибудь вернётся а теперь я знаю, что её мне всё равно.
Я заплакала. Пыталась объяснить, что хотела её защитить, что думала, что так будет лучше, что ребёнок не должен знать правду слишком рано. Что хотела, чтобы она верила в чтото хорошее, боясь, что узнает правду и уже никогда не почувствует любовь. Чем больше я говорила, тем сильнее ощущала, что зашли в тупик. Ульяна не кричала, не плакала просто встала, посмотрела на меня и произнесла:
Мне нужно время.
Последующие дни мы жили рядом, как две чужие люди. Ульяна больше не разговаривала со мной, закрылась в своей комнате, уходила без слова. Я боялась потерять её, как когдато потеряла свою собственную дочь. Чувствовала вину, беспомощность, плакала ночами, молилась о том, как всё поправить.
Наконец я написала Ульяне письмо. Призналась во всех лужах, извинилась за всё, заявила, что люблю её, что всегда буду рядом, даже если прощения не будет. Оставила письмо на её столе и ждала.
Ответ пришёл через неделю пришла сама Ульяна. Она вошла в кухню, села напротив меня и, не сказав ни слова, взяла меня за руку. В её глазах я увидела слёзы, но и свет надежды.
Тебе больше не нужно меня обманывать, прошептала она. Я хочу, чтобы мы были вместе, даже если не всё было так, как ты говорила.
Мы не смогли всё исправить сразу. Долгое время между нами висела тишина, больнее любых слов. Я видела, как она становилась замкнутой, менее доверчивой к миру, менее открытой даже со своими подругами.
Бывало, что ночью я слышала её тихий плач за стеной, но не решалась зайти. Вместо этого каждое утро оставляла её любимый завтрак на столе, готовила бутерброды с яичным салатом, как она любила с детства, пыталась вновь построить мосты маленькими жестами.
Иногда она заходила в кухню поздно, когда я уже думала, что сплю, и мы сидели в тишине, потягивая чай с мёдом. Слово было мало, но эти тихие мгновения были как повязка на рану медленно, нежно, но реально. Я понимала, что не могу требовать прощения, лишь позволять ей самой решить, вернётся ли доверие.
Самой тяжёлой была беседа о её матери. Ульяна хотела знать всё кем была женщина, почему приняла такие решения, любила ли она её когданибудь. Я отвечала честно, каждая реплика отнимала у меня слёзы. Говорила, что не знаю всего, но точно знаю: я хотела быть для неё домом и семьёй, даже если сама не всегда умела любить правильно.
Со временем мы начали восстанавливать отношения медленно, с неуверенностью, но с новой зрелостью. Пригласила Ульяну помогать в огороде, как делали всё вместе: сажали цветы, вытаскивали сорняки, потом пекли шарлотку из наших яблок. Впервые за месяцы она рассмеялась так громко, что птицы прилетели к кормушке, а соседка за забором выглянула посмотреть, что происходит.
Однажды вечерком Ульяна положила руку на моё плечо и шепотом сказала:
Бабушка, спасибо, что не оставила меня, когда я нуждалась в тебе больше всего. И за то, что умеешь просить прощения, даже когда это трудно.
Мы крепко обнялись. Я почувствовала, как тяжесть впервые за долгие годы спала с моих плеч. Она не исчезла полностью, но я знала, что теперь будем идти вместе, а не врозь, с прошлым позади.
Сейчас я вижу, как Ульяна иногда бросает на меня взгляд с сожалением, иногда с вопросом «почему?», на который я не могу ответить. Всё чаще в её глазах появляется нежность и благодарность. Я осознала, что семья не только кровь, но прежде всего связь сердец, построенная каждый день заново, даже после самых тяжёлых кризисов.
Я также поняла, что правда, какой бы горькой она ни была, единый фундамент истинной близости. Может, когданибудь Ульяна захочет найти свою мать и задать ей вопросы, которые я не смогла задать. Я поддержу её, куда бы она ни пошла. Главное сейчас слышать в нашем доме снова смех. Тихий, робкий, но искренний такой, какой бывает только там, где действительно любят друг друга, несмотря на ошибки и тяжёлые истины.
И хотя я не могу вернуть время назад и исцелить все раны, я научилась, что любовь это прежде всего оставаться рядом, даже когда боль сильнее всего.
