— Мама, открой! Ну мам, пожалуйста! — кулаки сына стучали по железной двери так, что казалось, она сейчас слетит с петель. — Я знаю, ты дома! Машины нет, значит, никуда не ушла!
Татьяна Ивановна сидела в кресле, спиной к двери, сжимая чашку остывшего чая. Руки дрожали так, что фарфор звенел о блюдце.
— Мам, ну что такое? — голос Дмитрия звучал всё отчаяннее. — Соседи говорят, ты уже неделю никого не пускаешь! Даже Свету не впустила!
При упоминании невестки Татьяна Ивановна сжала губы. Света. Его драгоценная Светочка, ради которой он готов на всё. Даже на то, что случилось в прошлый вторник.
— Мама, я слесаря вызову! — пригрозил Дмитрий. — Дверь взломаем!
— Не смей! — крикнула наконец Татьяна Ивановна, не оборачиваясь. — Не смей ко мне лезть!
— Мам, но почему? Что случилось? Давай поговорим!
Татьяна Ивановна закрыла глаза. Как сказать сыну то, что узнала? Как объяснить, что подслушала в коридоре больницы?
— Мам, ну пожалуйста, — голос Дмитрия стал тише, умоляющим. — Мы переживаем. Света тоже.
Света переживает. Конечно. Боится, что планы рухнут.
— Уходи, Дима. И не приходи больше.
— Мам, ты заболела? Температура есть? Врача вызвать?
— Врач мне не нужен. Нужно, чтобы ты отстал.
Татьяна Ивановна встала и подошла к окну. Во дворе стоял Дмитрий, говорил по телефону. Наверное, своей Светке докладывает, что мать опять дурит.
Сын поднял голову, увидел её и замахал рукой, показывая, что идёт обратно. Татьяна Ивановна отошла от окна и снова села.
Через минуту стук повторился.
— Мам, это я со Светой. Открой, пожалуйста.
Татьяна Ивановна стиснула зубы. Привёл её. Свою жену, которая так заботливо обдумывала будущее.
— Татьяна Ивановна, — раздался мягкий голос невестки, — это Света. Откройте, пожалуйста. Дима очень волнуется.
Какая артистка. Даже голос подменяет, когда надо.
— Мы продукты принесли, — продолжала Света. — Молоко, хлеб, ваши любимые вафли.
Вафли. Горькая усмешка скривила губы Татьяны Ивановны. Месяц назад Света узнала, что свекровь обожает вафли с вареньем, и теперь вечно их подсовывала. Какая заботливая.
— Татьяна Ивановна, ну скажите хоть слово, — голос Светы дрогнул. — Мы же волнуемся.
— Волнуетесь, — прошептала Татьяна Ивановна так тихо, что за дверью не услышали.
— Мам, я не уйду, пока ты не откроешь! — заявил Дмитрий. — Простою хоть до утра!
Татьяна Ивановна знала — не блефует. Упрямый, как отец. Если решил — своего добьётся.
— Ладно, — сказала она наконец. — Но только ты. Один.
— Что? — не понял Дмитрий.
— Света пусть идёт домой. Поговорю только с тобой.
За дверью зашептались.
— Мам, но почему? Света ведь тоже переживает.
— Потому что я так сказала. Или ты один, или никто.
Ещё тихий разговор, потом голос Светы:
— Хорошо, Татьяна Ивановна. Я уйду. Дима, позвони, как разберёшься.
Татьяна Ивановна подождала, пока шаги смолкнут, потом медленно повернула ключ.
Дмитрий ворвался в квартиру, обнял мать, осматривая её с тревогой.
— Мам, ты похудела! И бледная… Что случилось? Заболела?
— Не болела, — Татьяна Ивановна высвободилась и направилась на кухню. — Чай будешь?
— Буду, — Дмитрий сел за стол, не сводя с неё глаз. — Говори, что происходит. Почему неделю не выходишь? Почему дверь на замке?
Татьяна Ивановна поставила чайник.
— А зачем мне открывать? Чего жду?
— Мам, при чём тут… Тебе же и в магазин надо, и к врачу…
— В магазин соседка Нина ходит. Список оставляю, деньги даю. А к врачу — не пойду.
— Почему?
Татьяна Ивановна налила кипяток, положила сахар.
— Потому что в прошлый раз наслушалась там такого, что лучше бы не слышала.
Дмитрий нахмурился.
— Что ты услышала?
— Твою жену. С подружкой по телефону болтала. Думала, меня рядом нет.
— И о чём?
Татьяна Ивановна села напротив, глядя сыну в глаза. Такие знакомые, папины. Честные. Неужели этот человек способен на…
— Говорила, как мою квартиру продавать будут. Как меня в дом престарелых отправят. Как деньги поделят.
Дмитрий побледнел.
— Мам, ты что-то не так… Света никогда…
— Всё я правильно поняла, — перебила она. — Слово в слово. Говорила: «Дима уже согласился. Говорит, мать одна не справится, возраст. Оформим её в хороший пансионат, квартиру продадим. На первый взнос хватит».
— Мам, я ни разу…
— Не перебивай! — повысила голос Татьяна Ивановна. — Ещё сказала: «Хорошо, свекровь добрая, ничего не заподозрит. Думает, мы её любим. А она только мешает».
Дмитрий сидел, сжав кулаки.
— Мам, клянусь, я не соглашался. Света, наверное, фантазировала.
— Фантазировала? — Татьяна Ивановна горько усмехнулась. — А почему тогда адрес пансионата знает? Что на Тихвинской улице? Что условия отличные, но дорого? Что квартиру оценили в пять миллионов?
— Она оценку делала?! — остолбенел Дмитрий.
— Выходит, так. Или цифру с потолка взяла?
Дмитрий провёл рукой по лицу.
— Мам, я правда не в курсе. Света со мной об этом не говорила.
— А может, говорила, а ты не слышал? Может, потихоньку мысль вкладывала?
Татьяна Ивановна встала, подошла к окну. Во дворе малыши в песочнице возились. Беззаботные.
— Знаешь, Дима, — сказала она, не оборачиваясь, — может, она и права. Может, я вам и правда мешаю.
— Мам, хватит!
— А что? Трёшка у меня одна, а вы в однушке. ДеньгиИ когда Дмитрий ушёл, Татьяна Ивановна крепко закрыла дверь, зная, что теперь она открыта только для тех, кто приходит с чистым сердцем.
