Я пришёл к сыну с домашней едой в семь утра, а он захлопнул дверь перед моим носом. Уверен — это всё его жена.
Всю нашу жизнь с женой определял один человек — наш сын. Мы завели ребёнка поздно, и с первых дней поклялись: он не узнает той пустоты, что была в моём детстве. Я рос без отца, мать была холодной, отстранённой. Никогда не чувствовал материнского тепла, потому и дал слово — мой сын не будет страдать, как я.
Дима стал для нас всем. Работали без отдыха, без личной жизни — всё ради него. Когда он учился в школе, взяли ипотеку, чтобы купить квартиру в соседнем доме. Десять лет выплат, но мы справились. К его свадьбе у него уже было своё жильё.
Не забуду, как на банкете торжественно вручил ему ключи. Его невеста, Света, и её мать едва сдерживали слёзы. Сватья тогда клялась, что «для своей девочки горы свернёт», но в итоге — ни копейки, ни помощи. Всё легло на нас.
Мы продолжали помогать. Кто, если не родители, поддержит молодых? Я с радостью готовил, убирался, приносил продукты, иногда покупал вещи для дома. Света звонила, спрашивала, где что лежит — ведь не она это складывала. Делал всё от души, не ждал благодарности. Хотя бы простое «спасибо».
Но благодарности не было. Вместо неё — раздражение, холодность. А вчера я понял: мне здесь больше не рады.
Утро началось как обычно. На работу к восьми, а в семь я уже стоял у двери сына. Принёс тушёную картошку с мясом, свежую, ароматную. И новые шторы, чтобы подошли к сервизу, который купил на прошлой неделе. Хотел сделать сюрприз. Достал ключ… но он не подошёл. Замок поменяли. Без предупреждения.
Растерялся. Стою как лишний. Постучал. Дверь открыл Дмитрий. Улыбнулся, протянул контейнер, начал про шторы говорить… Но он даже не слушал. Стоял, скрестив руки, лицо каменное.
— Пап, — буркнул он, — ты серьёзно? Сейчас СЕМЬ утра. Врываешься к нам на рассвете, и я ещё должен благодарить? Это ненормально. Если повторится — мы съедем. И не скажем, куда.
Дверь захлопнулась перед самым лицом. Не взял ни еду, ни шторы. Остался стоять, будто оплеванный. Пришлось будить соседа, чтобы передал вещи.
Ехал на работу с комом в горле. Трясло. Как так можно? Всю молодость положил на сына. Не жил для себя. Помогал, как мог. Вникал в их жизнь, думая — это забота. Что они во мне нуждаются. А оказалось — я просто мешаю. Лишний.
Сейчас модно говорить — родители ничего не должны. Но мы с женой не такие. Сделали всё. И больше. А теперь — «пап, не лезь». Даже спасибо не сказали. Только угроза: «съедем».
А ведь Дима никогда таким не был. Это она — Света. Это она поменяла замки. Это она внушила ему, что отец — проблема. Что забота — это контроль. Разве это справедливо?
Иногда думаю: может, и правда виноват? Может, надо было отстраниться? Но как не помогать? Как отвернуться, если можешь облегчить им жизнь? Разве не для этого мы, родители?
Теперь сижу и думаю: как жить дальше? Мой сын, ради которого я дышал, отвернулся. И всё из-за чужой женщины, которая решила, что я мешаю.
А самое страшное — он даже не понял, как больно меня ударил.
