Екатерина медленно ступила на идеально подстриженный газон, будто выходила на сцену. Каждое её движение было точным и холодно выверенным. Она знала: это не просто возвращение. Это её месть.

Катерина медленно ступила на идеально подстриженный газон, будто выходила на сцену. Каждое её движение было точным, холодно выверенным. Она знала: это не просто возвращение. Это её месть.

Глаза дяди Льва буквально прожигали её. Он сжимал трость так сильно, что пальцы побелели. В его взгляде читалось всё ярость, презрение, но и тот самый хищный блеск, которым он десятилетиями подминал под себя всех вокруг.

Купить? усмехнулся он. Девочка, эти дома принадлежат моей семье. Моему роду. Пока я жив, они останутся здесь.

Катерина сделала шаг вперёд.

Именно поэтому, тихо сказала она, что жить тебе осталось недолго.

Губы старика дёрнулись. Он хотел рассмеяться, но его перехватил кашель. Годы, водка и власть сделали своё дело.

За соседними заборами показались лица. Все видели происходящее, но никто не решался вмешаться любопытство оказалось сильнее страха.

Ты спятила, Катька, прохрипел старик. Мне нечего тебе продавать.

Катерина достала из сумки папку.

Вот договоры. Я уже выкупила полулицу. Тётка Валя была в долгах, её сын увяз в кредитах. Дядя Стёпа обанкротился. Все они обратились ко мне.

Лев замер.

Враньё!

Она открыла папку и показала копии документов.

Это только начало. Но у тебя, дядя Лёва, есть тайны, которые стоят куда больше этих стен.

Старик дрогнул.

Какие тайны?

Улыбка Катерины стала ледяной.

Ты думаешь, я ничего не знаю? Но я знаю, как ты «овдовел» в тот год. Знаю, что моя мать однажды утром просто исчезла, а ты сказал, что её забрал инфаркт. Не было вскрытия. Не было вопросов. Ты заплатил врачам, заплатил ментам.

По улице пробежал шёпот. В окнах мелькнули испуганные взгляды.

Ложь! завопил Лев. Все знали, что она болела!

Болела? резко перебила Катерина. Или просто мешала тебе с её наследством?

Мужчина пошатнулся, но быстро нашёлся.

У тебя нет доказательств.

Катерина подняла руку.

А это что?

Она достала потрёпанную тетрадь в тонкой обложке. Лицо старика посерело.

Это

Да. Дневник моей матери. Я нашла его у дальних родственников. В нём всё. Её страхи, её жалобы. Она написала, как ты подмешивал ей в чай таблетки, чтобы она казалась слабой. Как ты подделал её завещание.

Глаза Льва расширились. Трость выскользнула из его руки, едва не упав на землю.

Враньё сплошное враньё

Катерина пожала плечами.

Возможно. Но знаешь, что любят журналисты? Такие истории. Особенно если есть бумаги.

На улице повисла тишина. Лишь ветер шелестел листьями.

Лев поднял руку, словно хотел ударить, но она дрогнула. Трость упала, а сам он медленно осел на скамейку у крыльца. Лицо его исказилось, достоинство сменилось беспомощностью. Хозяин улицы впервые выглядел слабым.

Это моя улица хрипел он, задыхаясь.

Уже нет, тихо ответила Катерина.

Она развернулась и направилась к машине.

И тут случилось неожиданное. Из соседних домов вышли люди. Тётка Валя, бледная, с растрёпанными волосами, сжимая в руках бумагу.

Она права! крикнула она. Я продала ей всё мы не могли платить по кредитам

За ней вышел дядя Стёпа, опустив глаза.

Мой бизнес рухнул, пробормотал он. Я тоже подписал.

Голоса людей слились в гул. Кто-то плакал, кто-то ругался. Улица, ещё недавно казавшаяся такой идеальной, теперь рассыпалась под тяжестью обмана.

Катерина завела мотор. В зеркале она в последний раз увидела картину: Лев сидел неподвижно, как разбитый идол, а вокруг суетились родственники, пытаясь спасти то, что уже не вернуть.

В груди сжалась боль прожитых лет, но теперь она не мучила её. Боль больше не владела ею.

Руки спокойно лежали на руле. Она знала: не зря вернулась.

Тридцать два года назад её вышвырнули отсюда, как мусор.

Теперь же она стала новой хозяйкой этой улицы.

Исход: Улица, некогда принадлежавшая роду Льва, теперь оказалась в руках Катерины. Её месть не была криком или насилием лишь бумаги, холодный расчёт и время, которое в итоге всё расставило по местам.

Rate article
Екатерина медленно ступила на идеально подстриженный газон, будто выходила на сцену. Каждое её движение было точным и холодно выверенным. Она знала: это не просто возвращение. Это её месть.